ВАСИЛИЙ ГОЛОВНИН
ИЗ ЗАПИСОК О ПОСЕЩЕНИИ КАЛИФОРНИИ И НОВОГО АЛЬБИОНА В 1818 Г., ВО ВРЕМЯ КРУГОСВЕТНОГО ПЛАВАНИЯ НА ШЛЮПЕ «КАМЧАТКА»
(1817-1819 ГГ.)
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА VII
Северный Великий океан. 1818. Август. Суббота 31. Ночь на 31 число была прекраснейшая, какой мы давно уже не видали: на небе не было ни одного облака, луна и звезды сияли в полном блеске. Умеренный ветер от NW дул до самого рассвета, а потом сделался гораздо крепче и нанес облака; над берегами же стояла мрачность, не позволявшая нам их видеть, хотя мы и приблизились к мысу Мендосино на 15 миль расстояния; но в 12-м часу пред полуднем выяснело и показались берега к югу от мыса Мендосино, в расстоянии от нас миль 18 или 20; широта же наша, по обсервации в полдень, была 39°58’5″. С полудни ветер от NW стал ужасно усиливаться и скоро превратился в жестокую бурю при совершенно ясной погоде. Мы, спустив брам-стеньги и все тягости с мачт на низ и закрепив все паруса, едва могли идти по ветру под одним фоком. В 9 часов вечера мы были немного южнее мыса Барро-де-арена; следовательно, весьма недалеко от крепости Росс, к которой подойти нам нужно было…
Сентябрь. Воскресенье 1. Сентября 1-го поутру ветер дул по-прежнему жестокий при совершенно ясном небе, и хотя он был нам попутный, и крепость Росс находилась от нас не далее 30 миль, но как она стоит на прямом, совершенно открытом с океана берегу без всякой гавани или якорного места, то и невозможно почти было в такую бурю подойти V ней; да если бы с некоторою опасностью мы и подошли, то было бы бесполезно по невозможности иметь с берегом сообщения, а потому мы и продолжали идти под штормовыми парусами бейдевинд к западу или, лучше сказать, быть на дрейфе, ибо по причине весьма большого волнение шли не более, как по одной мили в час. В полдень по меридиональной высоте солнца мы находились в широте 38°33’0″: точно на параллели крепости Росс, в расстоянии от оной 65 миль. С полудни буря стала смягчаться, а в 4 часа дул уже обыкновенный крепкий ветер и волнение уменьшилось; посему мы пошли к берегу; но скоро после захождение солнца ветер совсем почти затих, и происшедшая от того весьма большая зыбь лишила нас совсем ходу: в ночь мы едва подавались вперед.
Понедельник 2. Сентября 2-го до 6 часов утра была тишина с превеликою зыбью; а после легкий ветерок подул от О прямо, нам противный; погода же была совершенно ясная, лишь берега были покрыты мрачностью; мы их видели только несколько минут, когда солнце из-за них выходило; после опять они скрывались, хотя мы от них не далее находились, как милях в 15-ти или 18-ти. В полдень широта наша по обсервации была 38°18’3″, долгота по счислению от вчерашней, хронометрами определенной, – 123°32′. Около полудня ветер тихий сделался от юго-востока, с которым мы пошли к берегу; на небе не было ни одного облака и солнце весьма ярко сияло, но мрачность скрывала от нас берега, к которым, однако ж, умеренный ветер, дувший ровно по направлению оных, позволял приблизиться безопасно, и мы смело шли под всеми парусами до половины 10-го часа вечера, будучи беспрестанно готовы сделать нужное движение для поворота шлюпа от берега. В сие время вдруг он открылся прямо у нас перед носом, и мы увидели бурун или прибой морской и услышали шум оного, тогда тотчас легли в дрейф и нашли глубину 35 сажень, на дне мелкий, желтый изсера песок. Берега против нас, казалось, образовали впадину или вдавшийся немного изгиб, которого один мыс находился от нас по правому компасу на NW 19°, а другой на SO 63°. Счисление наше и видимое положение берега показывали, что мы находились весьма близко того места, будучи от берега в расстоянии от 2 до 3 миль, где стоит крепость Росс; почему, поворотив, мы выпалили из двух пушек и сожгли фалшвеер для возвещение жителям о нашем соседстве и чтоб они зажгли огонь, а сами между тем пошли от берега к югу, опасаясь, чтоб так близко к оному не застигло нас безветрие: тогда зыбь могла бы привести нас в опасное положение.
Вторник 3. Отворотив от берега, мы в ночь на 3 число и днем, по причине пасмурности, скрывавшей от нас берега, лавировали вблизи оных в ожидании, когда они откроются, до сама-го полудня; а в 1-м часу пополудни увидели берег в расстоянии от нас миль 5 или 6, и скоро после того рассмотрели крепость Росс, на которой развевался флаг Российско-Американской компании; тогда и мы подняли свой флаг при пушечном выстреле, и приближась к берегу на расстояние миль двух, увидели ехавшие к нам от него три алеутские лодки: на одной из них в 2 часа пополудни приехал к нам правитель крепости коммерции советник Кусков, от которого я имел удовольствие узнать, что Главный правитель компанейских селений флота капитан Гагемейстер находится в Монтерее и что я могу непременно застать его там. Г-н Кусков пробыл у нас на шлюпе до 9-ти часов вечера, доколе мы не получили с берега разных свежих съестных припасов, о доставлении коих на шлюп он послал в крепость приказание. В ожидании оных мы лавировали подле берега под малыми парусами. Получив же все нам нужное, мы с г. Кусковым простились и в 9 часов вечера пошли в путь при тихом ветре от юго-востока; погода была облачная, но сухая.
Крепость или селение Росс, как то выше я сказал, находится в широте 38°33′ и стоит на довольно возвышенном месте подле самого берега при малом, едва приметном вгибе оного. Тут не только нет гавани, но даже и на якоре нельзя стоять без большой опасности; грунт хотя хорош, но глубина велика: в полумили от берега мы имели оную 50 сажень, а г. Кусков сказывал, что во 100 саженях от оного нет менее глубины, как 25 сажень. Но так близко стоять на якоре опасно, ибо место сие совершенно открыто, и в случае крепкого ветра с моря или большой зыби удалиться от берега не было бы средств. Замечание о сем селении помещены в главе о Новом Альбионе.
По отбытии нашем от крепости Росс ветер был беспрестанно с южной стороны, нам противный; но как он дул непостоянно, то мы шли теми галсами, кои для нас были выгоднее, и приближались к порту Монтерею.
Пятница 6. 6 сентября поутру наступило совершенное безветрие (мы тогда находились в широте 37°27′, долготе 123°00), продолжавшееся до 3-х часов пополудни, а потом при ясной погоде подул северо-западный ветер, который к вечеру так усилился, что мы, не имея расстояние для хода на всю ночь, принуждены были идти под одним парусом. Сего числа примечательного у нас случилось, не к большой, однако, чести нашей, что мы позабыли завести два наши хронометра; тоже произошло бы и с третьим, если бы он не был устроен так, что его нужно было заводить только один раз в восемь дней. Это происшествие было бы весьма неприятно, если бы мы не находились так близко порта, которого долгота определена Лаперузом и Ванкувером; следовательно, мы имели верный способ их опять установить.
Суббота 7. По рассвете, в половине 6-го часа, 7 числа открылся нам мыс Нового Года, составляющий северный предел залива Монтерея, а вскоре после берега самого залива южный мыс. С рассветом мы поставили все паруса и при умеренном ветре от северо-запада правили прямо к мысу Пинос; погода была облачная и несколько пасмурная, однако ж не мешала нам хорошо видеть берег.
В 11-м часу утра увидели мы прямо на ветер шедшее из залива большое трехмачтовое судно, которого одни лишь паруса были видны; вскоре рассмотрели на нем флаг Российско-Американской компании, и тогда уже сомнение не оставалось, что это корабль «Кутузов» под начальством капитана Гагемейстера, с которым я имел нужду видеться, и как мы находились недалеко от якорного места в Монтерее, то я и решился его воротить. На сей конец сначала, поднявши свой флаг, привели мы к ветру и тотчас поворотили на один с ним галс, чтобы показать, что желаем говорить с ним, а чрез четверть часа опять поворотили на прежний галс, убрали все паруса кроме трех главных и, выпалив из пушки, спустились по курсу к якорному месту. Чрез это дали мы знать ему, что не хотим потерять времени и удалиться от берегов; потом, когда он за нами пошел и поставил все паруса, тогда и мы стали понемногу прибавлять парусов для показание того, что имеем нужду видеться с ним в Монтерее; но он не отгадывал значение наших движений и, не будучи в состоянии нас догнать, скоро после полудня привел к ветру и пошел своим курсом – от нас прочь; тогда и мы, переменив курс, пошли за ним. Увидав сие, он пошел к нам навстречу; во 2-м часу подошли мы близко друг к другу и после взаимного салюта капитан Гагемейстер приехал ко мне и, узнав мое желание с ним видеться и причины, тотчас решился следовать за нами. Тогда он возвратился на свой корабль, и мы пошли к якорному месту, куда пришли в 5-м часу пополудни. Поставив шлюп на два якоря, я немедленно отправил к губернатору[1] офицера сказать о причине нашего прибытие и условиться о салюте. Губернатор предложил нам свои услуги и равный салют, почему и отвечал тем же числом на наши 7 выстрелов, которые мы сделали в 6 часов вечера.
Воскресенье 8. На другой день поутру приехал ко мне комендант[2] от имени губернатора поздравить с приходом и предложить все зависящие от него услуги и пособия. В 12-м часу мы с г. Гагемейстером поехали на берег к губернатору и коменданту и были обоими ими приняты и обласканы чрезвычайно. Губернатор охотно согласился на все мои требования, которые состояли в следующем: позволить взять пресной воды и нарубить дров, купить для экипажа свежих съестных припасов, дать позволение и конвой натуралисту и живописцу ездить по окрестностям и заниматься каждому по своей части, делать на берегу астрономические наблюдения. Губернатор даже предложил своих лошадей мне и всем нашим офицерам, если мы пожелаем ехать в соседственные миссии. Офицеры тотчас воспользовались сим случаем; а мне нельзя еще было, ибо надлежало кончить дела с г. Гагемейстером как можно скорее, чтоб его не задержать, потому что корабль его был нагружен хлебом для компанейских колоний, кои в нем давно уже терпели недостаток; по сей-то причине я согласился даже отвести бывших у него алеут и разные огородные семена в крепость Росс, чтоб ему уже прямо плыть в Ново-Архангельск.
Вторник 10. В три дня мы кончили все дела свои, и 10 сентября поутру г. Гагемейстер отправился. Между тем за день до его отбытие пришел сюда английский купеческий бриг «Колумбия», шкипер оного по имени Робсон. Он был с нами вместе в Ново-Архангельске; но как там, за отсутствием г. Гагемейстера, продать ничего не мог, то и пришел сюда, чтоб с ним переговорить; а опасаясь, чтоб испанцы его не захватили как контрабандиста, он прежде, нежели положил якорь, письменно просил моей защиты в случае такого их покушения; почему я и посылал к губернатору офицера сказать о причине прихода сего судна и спросить, позволит ли он ему здесь на несколько времени остановиться, на что он охотно согласился.
Так как вода здесь весьма дурна и я уже решился идти к Россу, то мы взяли оной весьма малое количество с тем, чтоб получить оную в заливе графа Румянцева,[3] а дров, которых там нет, в два дня нарубили, и могли бы 11 сентября уйти, но надлежало три дня ждать съестных припасов, а особливо зелени, потому что оные привозят из дальних миссий, здесь же весьма мало, а некоторых вовсе нет. Между тем я познакомился с начальником одного испанского торгового корабля;[4] он сообщил мне очень много любопытного касательно сей страны.
Четверг 12. Сентября 12-го, при тихом южном ветре, стояла весьма дождливая погода; досель же все были ясные дни, и так случилось, что этот дождливый день был назначен губернатором для обеда, которой он хотел нам дать, почему нас исправно помочило, когда мы шли к нему. Я был приглашен со всеми офицерами шлюпа; и сколько случилось из них не занятых на тот раз должностью, у него со мною были. Из испанцев же обедали с нами комендант, артиллерийский офицер, два другие офицера, называемые в испанской службе кадетами, два монаха, лекарь президии[5] и капитан испанского корабля с своим суперкаргом. Ласковый старик губернатор старался, сколько было в его силах, показать нам свое гостеприимство и свою приветливость. Ему хотелось изъявить свою радость о нынешней дружеской связи между двумя дворами; на сей конец он расставил на каждой из тарелок с плодами и конфетами по два лоскутка бумаги с нарисованными на них флагами: русским и испанским. Он сделал все, что мог; там, где едва могли набрать рюмок кое у кого, чтоб достало по одной на каждого гостя, нельзя ожидать пышных украшений и феерверков, но в таких случаях должно смотреть на намерение, а не на великолепие, и добрую волю надлежит более уважать, нежели угощения, даваемые тщеславием богача. Со всем тем некоторым молодым нашим офицерам, весьма ревностным защитникам чести и достоинства русского флага, этот комплимент не понравился: им казалось, что флаг унижен, будучи выставлен на столе.
Пятница 13. Сентября 13-го день был прекрасный: совершенно ясная погода, при умеренном ветре от северо-запада, стояла во весь день. Поутру многие из наших офицеров и я ездили в миссию Св. Карла (Сан-Карлос), отстоящую от Монтерея в расстоянии около 5 миль, при небольшой реке и заливе, именуемых Кармель. Губернатор был так услужлив, что дал нам своих верховых лошадей и послал с нами коменданта и вооруженный конвой рейтар. В миссии нашли мы одного монаха, по имени Padre Juan (отец Иоанн); товарищ же его (их только двое), будучи начальником духовенства Северной Калифорнии, поехал осматривать прочие миссии. Монах сей встретил нас с колокольным звоном и принял весьма учтиво и приветливо; показывал церковь, сад свой, поля, жилища индейцев и другие заведения. Церковь довольно пространна для вмещение пяти или шести сот человек, впрочем, самая простая и бедная; внутренняя отделка оной работана индейцами, а изображение святых деланы в Мексике и Лиме. Строение все вообще каменное в один невысокий этаж и расположено четырехугольником с одними большими воротами и несколькими калитками. Внутри сего здание живут только монахи, их прислужники и 5 или 6 солдат для караула; тут также их кладовые и мастерская для делание шерстяных одеял; оную завел один англичанин, управляющий ею и ныне. Индейцы живут вне сего здание в казармах, нарочно для них построенных; каждому семейству определяется особое небольшое отделение с одними дверьми и одним окном. Ныне при миссии индейцев около 400 человек обоего пола. Монах сказывал, что все они христиане, разумеется, именем только; занимаются обработаванием полей, присмотром за садом и другими монастырскими занятиями.
Местоположение сей миссии весьма хорошо: при заливе и на берегу реки, имеющей течение на расстояние 130 или 140 миль. Земля здесь чрезвычайно плодородна, производит в большом количестве пшеницу, ячмень, майе, горох, бобы. Майе и бобы составляют главную пищу индейцев; говядины дают им редко; пища им к обеду и ужину выдается из общественной кухни.
В саду мы видели множество груш, яблонь, персиков, олив-ков; есть деревья апельсинные и лимонные; но плодов они не приносят по причине почти беспрестанных туманов, летом бывающих; по той же причине виноград, дыни и арбузы в здешней миссии не родятся. Огородной зелени чрезвычайно много: капусты, салату, тыквы, петрушки; но огурцов, репы, свеклы, редьки, моркови и хрену нет. О сих предметах подробнее будет сказано в замечаниях моих о Калифорнии.
Падре Жуан угостил нас порядочным обедом; после обеда несколько мальчиков из индейцев пели священные стихи на латинском, испанском и еврейском языках; а до обеда играла музыка, состоявшая из басу, трех скрипок и флейты. Музыканты также все были индейцы: игры порядочной нельзя было от них ожидать, довольно и того, что они делали, что умели. В час мы поехали из миссии, а в 3-м часу пополудни возвратились на шлюп. На другой день новый наш знакомый, священник из миссии, прислал ко мне несколько плодов и зелени.
Понедельник 16. 16 числа губернатор и комендант с некоторыми другими испанцами обедали у меня на шлюпе. По званию его я сделал ему при его приезде салют 7 выстрелами, и с крепости тотчас отвечали тем же числом. За столом при питии здоровья короля испанского палили мы из 21 пушки, и также получили с крепости ответ. После обеда, при ясной погоде, ветер от NW до того усилился, что мы принуждены были спустить брам-стеньги; волнение произвело у берегов такой прибой, что без опасности пристать нельзя было к ним; почему губернатор со всею своею свитою пробыл у нас до 7-ми часов вечера и от колебание шлюпа сделался болен. Он никогда не ездил на корабли, а к нам приехал только из почтение к российскому флагу.
Вторник 17. 17 сентября после обеда мы ездили опять в миссию, пили там шоколад и возвращались вечером другою дорогою близ взморья. 3аезжали на самый мыс Кедров и узнали от коменданта, который опять по повелению губернатора нас провожал, что на Лаперузовой карте не этот мыс назван сим именем. Потом были на одной высокой горе, где учрежден сигнальный пост и откуда дают знать губернатору о появлении в море каждого судна. Дорога наша лежала большею частию лесом, в средине коего местами попадались лощины и луга, где видели мы диких лошадей и рогатый скот. Мы приехали прямо к пристани, где дожидались нас гребные наши суда, в 7 часов вечера, проехав в 3 ½ часа по крайней мере 15 миль. Здешние лошади, будучи учены скакать всегда в галоп, делают верховую езду не только легкою, но и приятною; осторожность же, с какою они умеют по привычке спускаться под гору на самых крутых местах и на всем скаку избегать множества ям, вырытых яврашками, удивительна. Доказательством сему может послужить то, что во всю бытность нашу здесь всякой день офицеры наши, гардемарины и многие из унтер-офицеров, вообще все самые плохие ездоки, разъезжали в окружностях, некоторые из них скакали во всю прыть, где ни попало, и никто не ушибся.
Среда 18. На другой день я хотел оставить Монтерей, быв обнадежен, что поутру комендант приготовит все заказанные мною[6] для нас и для экипажа съестные припасы и счеты о цене оных; но когда в 9 часов утра я приехал на берег, чтоб проститься с губернатором и расплатиться с комендантом, то узнал, что некоторые вещи еще не привезены и счеты не готовы. Таким образом, мне надлежало остаться до 4-х часов пополудни, когда комендант, приехав к нам, привез заказанные вещи и счеты. Получа по оным плату, он от нас поехал, а мы пошли в путь при свежем ветре от юго-запада; погода была ясная, только над нами носился в виде тумана дым, покрывавший почти весь залив; оный произошел от загоревшегося лесу и травы, и ветром наносился с берегу. В 6 часов, будучи от мыса Пинос в 3 или 4 милях, мы потеряли ветер и после уже маловетрием из юго-восточной четверти тащило нас по половине и по четверти мили в час по направлению нашего курса почти во всю ночь на 19 число; ибо не прежде, как в 4-м часу утра, стал дуть умеренный ветерок от NtO при весьма ясном небе. В 6 часов утра увидели мы под ветром английский бриг «Колумбию», накануне поутру оставивший Монтерей: опасаясь испанцев, он вышел прежде нас и дожидался при выходе, чтоб вручить мне письма его в Лондон, ибо прежде приготовить их он не успел. В 9-м часу мы подошли к нему, взяли его письма и пошли своим путем, а он своим.
Из главы VIII («Замечание о Калифорнии»)
В бытность нашу в Монтерее мы всякий день, когда ветер и погода позволяли, отправляли к мысу Пинос четырех алеут, бывших у нас для отвозу в крепость Росс, на рыбную ловлю, и они с рассвета до полудня удами столько ловили рыбы, что иногда сверх нашего собственного продовольствие мы могли уделять испанцам, которые чрезвычайно любят сию пищу, но не могут преодолеть лености своей.
Почти в то же время, когда мы находились в Монтерее, компанейский корабль «Кутузов» был в миссии Санта-Круц, где он для своих колоний купил хлеб; на нем находились 4 человека алеут; люди сии, на двух своих лодках, промышляя притом с величайшею осторожностью, чтоб испанцы не могли приметить, убили в две недели 72 бобра, из коих 20 в одну ночь. Это такое число, какого испанцы не добыли бы в целый год. После алеуты сии были у меня; они ездили в такое место на рыбною ловлю, где испанцы всегда могли их видеть, и потому я строго запретил им бить бобров, но они не утерпели и однажды убили большую самку и двух бобренков, а третьего привезли живого; он жил у нас несколько дней, питаясь мясом и рыбою. Когда, бывало, один алеут увидит бобра, которые часто около нас плавали, то немедленно призовет своих товарищей, и они смотрят на него с таким видом, который явно показывает страсть их к сему промыслу. Алеут, едущий в своей лодке, утерпеть не может, чтоб не бросить стрелы во что бы то ни было, что попадется ему на воде: в морское животное, в рыбу, в птицу или в клочок носящейся травы.
Глава IX
Северный Великий океан. 1818. Сентябрь. Четверг 19. Сентября 19-гоот10-ти часов утра до 3-х пополудни стояло безветрие, потом настали легкие переменные ветры, направлением коих пользуясь, мы выбирали путь, приближавший нас к месту нашего назначения: к порту Румянцева.
После полудня 20 числа прошли мы каменные островки Фаральонес, миновав южные из них в расстоянии миль двух, так, что ясно видели сидевших на берегу алеут, живущих здесь для промысла сивучей и морских котов. Ясная погода позволила нам сделать наблюдение для определение долготы по хронометрам, по коим определили мы долготу южных Фаральонес и нашли, что они будут несколько западнее, нежели как положены у Ванкувера.[7] Широта же их по нашему определению от полуденной широты сего числа выведена 37°39’36», а у него на карте 37°44′. Тихий ветер с юго-восточной стороны ночью позволил нам пройти мыс Де-Лос-Реис и перед рассветом 21 числа приблизиться к порту Румянцева, в который мы и пошли в 6 часов утра, когда сделалось светло; но как юго-восточный ветер начал усиливаться, то я, не желая стоять на якоре совершенно в открытом месте, счел за нужное держаться под парусами, доколе он не стихнет. На сей конец, подойдя ближе к берегу, в 8-м часу утра я отправил наших алеут в их байдарках на берег с письмом к г. Кускову в Росс, а сам стал лавировать под малыми парусами; но как ветер скоро утих, то мы и пошли к якорному месту, где в 10-м часу пред полуднем, пришедши на глубину 6 сажень, стали на якорь, в расстоянии от ближнего берега на одну милю. К полудню мы поставили шлюп на два якоря и тотчас отправили гребные суда за пресною водою на берег, а одну треть команды мыть свое белье. Открытое местоположение здешнего рейда делает оный весьма опасным при южных ветрах, и сие самое заставило меня сколько возможно скорее кончить здесь наши дела и убраться. Вечером, часу в восьмом, и г. Кусков приехал к нам: он увидел наш шлюп с мыса от крепости и, полагая, что это корабль «Кутузов», в 11 часов утра отправился. Письмо мое получил он на дороге и послал повеление в крепость немедленно доставить к нам свежие съестные припасы, в коих мы имели нужду. Обыкновенный переезд от крепости Росс до порта Румянцева на байдарке совершается в 5 часов, но противный ветер задержал г. Кускова долее сего.
Воскресенье 22. 22 сентября мы продолжали возить воду на шлюп, а часть экипажа мыла белье свое на берегу: к вечеру мы кончили обе сии работы. Между тем из крепости доставили нам двух быков, 10 баранов, 4 свиней, несколько кур и множество зелени. Сего дня я провел время с г. Кусковым: он сообщил мне все нужные сведение касательно здешней страны. После обеда были мы вместе в селении индейцев или, лучше сказать, в шалашах их; видели как они живут, что едят, как лечат наговорами больных и как играют на корысть палочками: все сие будет описано впоследствии.
Весь день сего числа дул тихий южный ветер при пасмурной, дождливой погоде, а ночью по временам шел проливной дождь; Понедельник 23 и по поутру 23 числа с переменою ветра к северо-западу и погода сделалась ясная. Будучи совсем готов, я располагал поутру сего числа выйти из залива и подойти к крепости Росс, где мне нужно было побывать; но как ветер был противный и притом столь крепкий, что г. Кусков не мог туда отправиться, то я рассудил лучше простоять сутки здесь; к тому же это было не без пользы, ибо совершенно ясная погода и весьма чистый горизонт позволили нам сделать хорошие астрономические наблюдение и определить широту и долготу якорного нашего места и склонение компаса.[8] А притом старшина независимых индейцев, при здешнем заливе живущих, приезжал ко мне с переводчиком, объяснил весьма важные дела касательно несправедливого притязание испанцев на сию страну и просил меня, чтоб русские приняли их в свое покровительство и поселились между ими. Все это дело обстоятельнее будет описано впоследствии. Сверх всего этого я был рад, что не вышел в Море и потому, что после полудня ветер от северо-запада дул с величайшею жестокостью, даже до того, что, невзирая на закрытое положение рейда при сем ветре, шлюпки не могли ехать к берегу. Самая большая свирепость ветра продолжалась от 2-х часов пополудни до захождение солнца, потом вдруг стал он утихать, и 1с полуночи наступило совершенное безветрие, продолжавшееся до 9-ти часов утра 24 числа; Вторник 24 тогда сделался легкий ветерок от северо-запада, с которым мы, вышедши из залива, стали лавировать к крепости при весьма ясной погоде; но около полудня ветер стал усиливаться и наконец сделался весьма крепкий, и всё дул от NW, при самой ясной погоде. По причине крепкого ветра мы никак не могли приблизиться к крепости, да и подходить к ней при таком волнении было бы бесполезно, ибо прибой у берега никак не позволял пристать к оному; и потому мы, не отходя далеко от берега, лавировали, держа столько парусов, сколько по нужде возможно было. Крепкий ветер, с некоторыми промежутками, продолжался до ночи с 25 на 26 сентября, тогда стал утихать и
Четверг 26 на рассвете 26 числа был уже очень тих. В сие время мы находились против мыса Де-Лос-Рейс милях в 5 или 6 от оного . Во все время продолжение крепкого ветра от NW небо было совершенно ясно, и вообще, как мы заметили и слышали, при ветрах из северо-западной четверти всегда стоит ясная погода.
Ветер, перешедши к востоку, не прежде позволил нам подойти к крепости, как поутру 27 числа,
Пятница 27 когда мы увидели оную сквозь мрачность. В 10-м часу утра приехали к нам на большой лодке компанейские служители; они были отправлены от г. Кускова, который послал их за нами, полагая, что я с некоторыми из офицеров поеду на берег, но как погода была пасмурная и даже временно находил туман, то с моей стороны было бы неблагоразумно в такое время оставить шлюп под парусами; на якорь же стать, как я выше сказал, здесь почти невозможно. Посему я отправил мои бумаги для России к г. Кускову и просил его приехать ко мне, если будет возможно, а шлюп между тем лавировал подле берега, приближаясь к оному, сколько бывшая в то время весьма пасмурная погода позволяла. В 5-м часу приехал к нам г. Кусков и привез с собою разные свежие съестные припасы и список (для которого единственно я сюда заходил во второй раз) с акта, по коему значится, что земля здешняя уступлена индейцами русским. Г-н Кусков, пробыв у нас до половины шестого часа, отправился на берег, а мы пошли в путь. Ровно в 6 часов вечера крепость находилась от нас по правому компасу на NO 59° в расстоянии по глазомеру от 4 до 5 миль. Сей пункт, говоря морским языком, мы взяли за место отшествие и стали править к юго-западу при ветре, наступившем после нескольких часов тишины, от северо-запада. Ветер сей, прогнав пасмурность, стал вдруг усиливаться и скоро превратился в настоящую бурю: мы едва к половине восьмого часа успели убраться с парусами.
Замечание о Новом Альбионе
Часть северо-западного берега Америки, называемую Новым Альбионом, должно считать между широтами северными 38° и 48°, ибо английский мореплаватель, второй путешественник вокруг света, Дрейк, назвавший сим именем американский берег, видел протяжение оного от широты 48° до широты 38°*. В сей последней нашел он открытый залив, в котором стоял на якоре и который впоследствии получил название Дрейкова залива. Селение Российско-Американской компании, названное крепостью Росс, находится на сем берегу, подле небольшой речки, в широте 38°33′ и в расстоянии от президии Сан-Франциско, составляющей северную границу Калифорнии, около 80 миль. Крепость сие основана в 1812 году с добровольного согласие природных жителей, которые здесь суть индейцы того же рода, что и в Калифорнии, но непримиримые враги испанцев, которых без всякой пощады умерщвляют они, где только встретят и смогут. При заведении сего селение Компание имела в виду промыслы бобров и хлебопашество, для которого земля и климат чрезвычайно удобны; бобрами же, так сказать, наполнен обширный залив Св. Франциска.
Крепость Росс составляет четвероугольный из толстых и высоких бревен палисад, с двумя по сторонам деревянными башнями, и защищается 13 пушками; внутри оной находится весьма хорошее строение: дом начальника, казармы и магазины. К чести основателя сего заведение коммерции советника Кускова надобно упомянуть, что в крепости есть колодезь, хотя она стоит подле реки. Это весьма нужная мера воинской осторожности на случай вражды с природными жителями или при покушениях стороннего неприятеля. Вне крепости есть баня и скотные дворы. Гарнизон состоит из 26 человек русских и 102 алеут, из коих многие часто отлучаются на промысел. В нашу бытность здесь 74 человека алеут находились у мыса Мендосино для ловли бобров, которые водятся между сим мысом и заливом Троицы (Trinidad), хотя и не в большом количестве.
И с такою-то силою здешний правитель, коммерции советник Кусков, не страшится испанцев и пренебрегает всеми их угрозами. При самом основании сего заведение губернатор Верхней Калифорнии знал об оном, равно как и все другие испанцы, в зависимости его находившиеся, и они даже сами помогали русским, снабжая их на первое обзаведение скотом и лошадьми, и после имели с г. Кусковым дружеское сношение и торговлю. Миссионеры покупали у него разные товары на хлеб и на чистые деньги; испанские чиновники ездили к нему в гости, и он у них бывал; словом, они жили как должно двум дружественным соседним народам. Но это было, когда они не признавали Иосифа королем испанским; ныне же, когда дела Испании пришли в прежний порядок, прибывший сюда из Мексики новый губернатор требовал, чтоб русские оставили сии берега, как принадлежащие короне испанской, а в противном случае угрожал согнать их силою. Г-н Кусков сначала не знал, что ему делать, по непривычке к сношениям такого рода, не зная притом ни одного иностранного языка; но как ему хорошо было известно, сколь слабы и презрительны те силы, коими губернатор может располагать, то он дал ему короткий и смелый ответ, что селение он основал по предписанию своего начальства, следовательно и оставить его не должен, не может и не хочет иначе, как по повелению той же власти. Сие заставило губернатора прекратить свои требование и угрозы, и удовольствоваться тем только, что он запретил иметь какое-либо сношение с крепостью и не позволяет г. Кускову ловить бобров в заливе Св. Франциска.
Русские имели, по всем обычаям народным, полное право поселиться на здешних берегах, а испанцы хотят изгнать их по неосновательным и совершенно пустым притязаниям. Русские основали селение свое с добровольного согласие коренных жителей сей страны, с дозволение народа, не признающего власти испанцев и в вечной вражде с ними пребывающего. Народ сей уступил право выбрать на его берегах место и поселиться за известную плату, выданную ему разными товарами. Дружеское расположение сего народа, до сего времени продолжающееся к русским, явно свидетельствует, что они не насильно завладели сею землею. Русские промышленники по одному и по два ходят стрелять в леса диких коз, часто ночуют у индейцев и возвращаются, не получив от них ни вреда, ни обиды. Напротив того, испанцы в малом числе и без оружие показаться между ими не смеют, иначе все будут убиты. Индейцы сии охотно отдают дочерей своих в замужество за русских и алеут, поселившихся у с; и в крепости Росс теперь их много. Чрез сие составились только дружество, но и родственные связи. Сверх того русские поселились на таком берегу, который никогда никаким европейским народом занят не был; ибо, кроме Лаперуза и Ванкувера, много других, после их здесь бывших английских и американских торговых мореплавателей можно привести в свидетели, что далее президии Св. Франциска к северу испанцы никогда никакого селение не имели; в северной же стороне пространного залива сего имени основали они миссию Св. Рафаила спустя 3 года после нашего заселения, и основали оную на земле, принадлежащей к Новому Альбиону, а не к Калифорнии; индейцы сожгли сие их заведение. Вот права русских на занятие Нового Альбиона.
Испанцы основывают свои притязание на праве первого открытие и на соседстве своем с сими берегами. Видели ли испанцы здешние берега прежде Дрейка, это подлежит крайнему сомнению, ибо и в новейшие времена мореплаватели их обнаружили, что о западных странах Северной Америки они ничего не знали. Уже в 1778 году мореходец их дон Франсиско-Антонио Морелль, зашедши в Чугацскую губу, воображал, что он в Камчатке, и с часу на час ожидал нападение русских. Но положим, что испанцы видели сии берега прежде всех других европейских народов и, как у них водится, на всех мысах и во всех гаванях, где они приставали, исполнили весьма смешной и глупый обряд принятие земель во владение своего короля; то и за всем тем одно открытие без действительного занятие мест нимало не дает права на обладание; иначе испанцы могли бы утверждать, что вся Америка от мыса Горна до северного полюса им принадлежит, и даже на восточную Сибирь предъявить могут свои права, ибо они славу открытие Берингова пролива себе присваивают и называют его именем какого-то испанца,[9] который, по всей вероятности, никогда там не плавал, а может быть, и вовсе не существовал. Правило, что открытие без действительного занятие области не составляет обладание и не дает никакого права на оное, испанское правительство несколько раз признавало. Еще при английской королеве Елизавете двор испанский требовал, чтобы английское министерство велело англичанам оставить одно место в Северной Америке, которое, по праву открытия, принадлежало Испании; но Елизавета в ответ приказала сказать им, что испанцы открыли сие место, когда там не было пушек, и что теперь снова надлежит открыть оное, если хотят им владеть. Залив Нутку, из которого в 1789 году они выгнали англичан, сделав над ними разные жестокости, и гае начальник судов их, Мартинец сказал им, что вся Западная Америка от Берингова пролива до мыса Горна принадлежит королю испанскому, принуждены они были в 1791 году уступить англичанам, которые права свои точно на том же основали, на чем ныне русские основывают свое в занятии Нового Альбиона, а именно на добровольном уступлении земли за плату природными жителями, то есть законными ее обладателями. В прежней главе я упомянул уже, что старшина народа, живущего в соседстве порта Румянцева, в бытность мою там приезжал ко мне на шлюп. Он привез подарки, состоящие из разных их нарядов, стрел и домашних приборов, и просил, чтоб Россие взяла его под свою защиту. Переводчиком у нас был один алеут, живший более года между сим народом.
Сей старшина, по имени Валенила,[10] именно желал, чтоб более русских поселилось между ими, дабы могли они защитить жителей от притеснение испанцев. Он выпросил у меня флаг наш, с тем, как он говорил, чтоб при появлении у их берегов русских судов мог он поднимать оный в знак своей дружбы и союза с русскими. После сего я не думаю, чтоб можно было, не поступив явно против справедливости и здравого рассудка, утверждать, что россияне заняли чужие земли и поселились на берегу Нового Альбиона, не имея на то никакого права.[11]
По уверению г. Кускова и по собственным нашим замечаниям, климат в Новом Альбионе прекрасный и земля плодоносна. Летом большею частию дуют северо-западные ветры и стоит теплая, ясная погода; а когда бывают ветры с юга, то всегда тихие; только в три зимние месяца (ноябрь, декабрь и генварь) дуют они с большою силою и идет много дождя; холоду же большого никогда не бывает; в сии же месяцы случаются часто сильные громы, а особливо в декабрь, с самою ужасною молниею.
Земля производит здесь в изобилии многая растения: теперь у г. Кускова в огородах родится капуста, салат, тыква, редька, морковь, репа, свекла, лук, картофель; даже созревают на открытом воздухе арбузы, дыни и виноград, который недавно он развел. Огородная зелень весьма приятного вкуса и достигает иногда чрезвычайной величины, например, одна редька весила 1 пуд 13 фунтов, а около пуда часто попадаются; тыквы здесь бывают в 1 ½ пуда, и одна репа имела весу 13 фунтов. Особливо плодлив картофель: в Россе обыкновенный приплод его от одного яблока сто, а в порте графа Румянцева от одного же яблока иногда родится 180 и 200, и притом садят его два раза в год: посаженный в первой половине февраля снимают в исходе мая, а в октябре поспевает тот, который сажают в июне месяце. Г-н Кусков для опыта завел у себя маленькое земледелие, но по неимению достаточного числа работников и нужных орудий, а может быть, и по неопытности, урожай не соответствовал ожиданиям, ибо в нынешнем году пшеница родилась у него только вчетверо против посева, а ячмень впятеро.
Он разводит также скот, и в успехе нет сомнения, ибо обильные паствы, водопой, круглый год подножный корм позволяют с небольшим числом людей иметь большие стада. Теперь у него есть 10 лошадей, 80 голов рогатого скота, до 200 овец и более 50 свиней. Все сии животные в весьма хорошем состоянии: в двух быках, от него мною полученных, чистое мясо весило 47 пуд. Дворовых птиц – гусей и кур, он имеет много. К домашней его экономии принадлежит мельница и выделка кож на обувь. Ныне он сбирается делать свое сукно и учить индианок, вышедших в замужество за алеут, прясть шерсть. Словом, г. Кусков умеет пользоваться добрым свойством климата и плодородием земли; он такой человек, которому подобного едва ли Компание имеет другого в службе; и если бы во всех ее селениях управляли такие же Кусковы, тогда бы доходы ее знатно увеличились, и она избежала бы многих нареканий, ныне директорами ее без причины притерпеваемых.
Кроме сельской экономии, которая способствует ему снабжать компанейские суда лучшими жизненными потребностями, г. Кусков умел воспользоваться изобилием в прекрасном строевом лесе, он построил в порте графа Румянцева под руководством простого промышленника, научившегося сему строению у одного англичанина, бывшего кораблестроителем в Ново-Архангельске30, два мореходные судна,[12] названный бригантина «Румянцев» и бриг «Булдаков», и несколько гребных судов.
Сверх всех вышеупомянутых занятий он не упускает из виду и главного своего дела: отправлять артели для промыслу бобров; на островах же Фаральонес живет у него отделение для промыслу сивучей и морских котов, которые бывают там иногда в большом числе. Сих последних начинают бить с половины октября; тогда их шерсть достигает полной своей длины и пушности. Острова сии приличнее называть большими каменьями, ибо они действительно состоят из голого камня, и нет на них ни лесу, ни земли, ни пресной воды, кроме дождевой, в ямах скопляющейся; лес попадается по берегам только, выкидываемый также морем.
Животные здесь такие же, какие и в Калифорнии, с тою разностью, что в Калифорнии медведи все бурые, следовательно, никакой цены не имеющие, а в Новом Альбионе около залива Тринидады находится много и черных, коих меха весьма дороги. Равным образом в числе множества волков, здешние леса наполняющих, попадаются иногда и черные; также есть рыси.
Рыбою берега здешние не изобильны: водятся почти те самые роды, какие попадаются в Монтерее и о коих в замечаниях о Калифорнии упомянуто. Но г. Кусков сказывал мне, что в реке, находящейся между портом Румянцева и крепостью Росс, названной Славянкою, бывают осетры, наружностью во всем сходные с нашими, только вкусом гораздо хуже.
Индейцы Нового Альбиона суть тот же самый народ, что и калифорнские жители, может быть с некоторыми оттенками в нравах, обычаях, языке, кои для европейца неприметны. Они вообще смирны, миролюбивы и незлобны. Злобность, с какою испанцы их покорили и владеют лучшими местами земли их при помощи весьма слабой силы, которую жители могли бы в одну ночь истребить, если бы составили заговор, показывает их миролюбивое свойство; а жестокость, часто против их употребляемая испанцами и не произведшая доселе всеобщего возмущение или заговора, свидетельствуют о незлобивом их нраве. Они даже имеют высокое понятие о справедливости, например: прежде они поставляли себе за правило, да и ныне некоторые роды из них сего держатся, убивать только такое число испанцев, какое испанцы из них убьют; ибо сии последние часто посылают солдат хватать индейцев, коих они употребляют в президиях для разных трудных и низких работ, и держат всегда скованных. Крещеные же индейцы, к миссиям принадлежащие, к таким работам не могут быть употреблены, разве в наказание за вину по воле миссионеров. Солдаты хватают их арканами, свитыми из конских волос. Подскакав во всю прыть к индейцу, солдат накидывает на него аркан, одним концом к седлу привязанный, и, свалив его на землю, тащит на некоторое расстояние, чтоб он выбился из сил; тогда солдат, связав индейца, оставляет его и скачет за другим; а наловив сколько ему нужно, гонит их в президию с завязанными руками. Сим же способом испанские солдаты ловят здесь диких лошадей, быков и даже медведей; гонятся за каждым животным два человека с двух разных сторон, арканы накидывают почти в одно время и, накинув, вдруг поворачивают лошадей в противные стороны. Таким образом, вытянув арканы, имеют уже они животное в своих руках и могут оное на месте убить или вести на арканах куда угодно. Но при ловле индейцев арканами нередко убивают их до смерти. После того соотечественники их ищут случая отмстить, и когда удастся им захватить где испанцев, то убив из них столько, сколько умерщвлено их товарищей, прочих освобождают. Ныне, однакож, испанцы вывели их из терпение и они никого из них не щадят, а особливо индейцы Нового Альбиона. К сему немало послужили хорошие и ласковые поступки с ними русских, которые вместо того, чтоб ловить и заковывать их, дарят им часто разные вещи, хотя маловажные, но для них дорогие, и даже, как я выше упомянул, вступают в супружество с их дочерьми. Такое благоразумное поведение г. Кускова скоро показало жителям разность между двумя народами, и по мере привязанности их к русским, коих они почитают как друзей и братьев, увеличилась их ненависть к испанцам, кои считают индейцев не лучше скотов.
Индейцы Нового Альбиона, также как и калифорнские, на свободе живущие, кроме повязки по поясу никакой одежды не употребляют, зимою только в холодное время накидывают на себя кожу какого-нибудь животного : оленью, волчью и проч. Наряд же их состоит в головном уборе, из перьев сделанном, и в повязках из травы и цветов. Копья и стрелы составляют их оружие. О возделывании земли для своего пропитание они не заботятся, пользуясь добровольными дарами природы; притом в выборе пищи они весьма неразборчивы: едят без малейшего отвращение мясо всех животных, какие только им попадутся, всех родов раковины и рыбу, даже самых гадов, кроме ядовитых змей. Из растений главную их пищу составляют дубовые желуди, кои они и на зиму запасают, и зерна дикой ржи, которая здесь растет в большом изобилии. Для сбора зерен сих употребляют они весьма легкий, впрочем, странный способ: они зажигают всё поле; трава и колосья, будучи весьма сухи, скоро сгорят, зерен же огонь истребить не успеет, а только опалит. После индейцы сбирают оные и едят без всякого приготовления. Растение сие по большой части индейцы сжигают ночью, а потому, подходя к здешним берегам, всегда можно знать, где расположились их станы. Из животных, кроме рыбы и раковин, чаще всего добывают они диких оленей, ибо способ их убивать весьма легок и прост. Индеец привязывает к своей голове голову оленя и покрывается оленьею кожею; в таком одеянии подкрадывается он к стаду сих животных, которым в движениях и прыжках народ сей весьма искусно умеет подражать. Будучи же в стаде, ему нетрудно стрелами убить столько оленей, сколько хочет.
Вообще здешние жители, как и все другие непросвещенные народы, ведут жизнь праздную. Для препровождение времени, которого они имеют так много, что не знают куда девать, изобрели они игру: у них нарезано несколько небольших палочек, один из игроков, сидя на коленях, беспрестанно вертит их с чрезвычайною скоростью, между тем кричит, поет и кривляется, стараясь быть смешным, чтоб отвлечь внимание соперника от рук своих, коими, воспользовавшись по расчету его благоприятною минутою, прячет несколько палочек в лежащую перед ним траву, а руки с остальными палочками закидывает мгновенно за спину. Соперник его должен отгадать, сколько палочек в траве: если не отгадает, то проигрывает; в противном случае выигрыш его. Они столь пристрастны к сей игре, что в порте Румянцева, получив от нас табак и прочие мелочи за разные редкости в подарок, тут же в глазах наших сели и начали друг другу проигрывать полученное от нас. У них есть другая игры, подобные сей; но тех я не видал.
О религии их я ничего сказать не могу, но знаю, что они верят сверхъестественным действиям своих колдунов или, как сибирские народы их называют, шаманов. В вышепомянутом порте видел я как один такой шаман лечил больного. Сидя над больным в шалаше, он беспрестанно что-то говорил нараспев и пел, махая разным образом бывшею у него в руках палкою с привязанными к ней перьями. Семейство больного, находившиеся в том же шалаше, в известное время ему отвечало и помогало петь. Сие продолжалось при нас более часа, и после, когда мы оставили их, шаман продолжал свои действия.
Новый Альбион имеет один только весьма важный недостаток для заведение колонии: по всему протяжению берегов сей области нет ни одного удобного и безопасного пристанища. Порт Румянцева, лежащей под широтою 38°18′, закрыт от всех ветров и совершенно безопасен, но по мелководью своему удобен только для самых малых судов; рейд же его с юга совсем открыт.
Залив Большой Бодеги также при устье мелководен; заливы Троицы, Дрейка и несколько других могут служить отстойным местом в летнюю пору, когда сильных ветров с юга не бывает.
Реки, текущие в море в пределах Нового Альбиона, хотя велики и глубоки, но в устьях своих или совсем мелководны, или имеют мели от наносных песков и илу, часто переменяющиеся, которые делают вход и выход не только весьма трудным, но и крайне опасным, какова, например, река, впадающая в океан под широтой 46°18′, и которую испанцы называют Рио де-лос-Рейс,[13] а граждане Северо-восточной Американской Республики – Колумбией). Здесь у места будет сказать, что россияне, поселившиеся в Новом Альбионе, в короткое время отыскали реки, заливы и горы, которые испанцам вовсе были неизвестны. Для доказательства сего не нужно упоминать о всех открытиях, россиянами в том краю сделанных; довольно будет привести следующие примеры: две большие реки, впадающие в северную сторону залива Св. Франциска, испанцам вовсе не были известны, даже и пределов сего самого залива они не знали, а русские в нем несколько раз были и нашли, что залив простирается к северу до параллели входа в Большую Бодегу. Из рек, в сию часть его впадающих, одна течет с северо-запада, а другая с северо-востока: первая из них, по уведомлению индейцев, из того же весьма большого озера, из которого течет река Славянка, а по второй русские ездили верст на сто и нашли там высокую горящею огнедышащую гору, о существовании коей испанцы и не слыхивали. Индейцы уверяют, что из того же озера течет на запад еще третья большая река, которая, судя по их словам, должна быть одна из тех, кои впадают в залив, находящийся верстах в 20 к северу от мыса Мендосино35 и отысканный россиянами в прошлом году. Залив сей разделяется на два рукава и довольно велик, но мелководен; в него впадают две большие и три малые реки, весьма изобильные рыбою, в числе коей много осетров и семги; в больших же реках водится много тюленей. По берегам залива и рек растет в превеликом количестве годный на строение крупный лес, большею частию еловый и ольха. Между сим заливом и заливом Троицы (Тринидад) есть еще залив, более первого, в который также впадают две больший реки, при коих русские были. Итак, на пространстве 70 верст от мыса Мендосино до залива Троицы находятся 4 большие и 3 малые реки, на испанских же картах назначена только одна, под именем Рио-де-лас-Тортолас.[14] Сие явно показывает, сколь мало страна сие известна испанцам; между тем они делают на оную притязания, как на свою законную собственность!
Часть вторая Глава IV Северный Великий океан. 1818.
Сентябрь. Понедельник 2. Плавание наше к югу вдоль берега, в первой части кратко описанное, не имело ничего особенно достопримечательного; а 2 сентября в 10-м часу ночи подошли мы к берегу, в соседстве крепости Росса находящемуся, на расстояние 2 или 3 миль, и с глубины 35 сажень, имея грунт мелкий желто-серый песок, поворотили на другой галс; а от поворота пройдя до полуночи на SW 18° правого компаса 5 ½ миль, нашли глубину 70 сажень, грунт зеленоватый жидкий ил, совершенно похожий на тот, какой находили мы у перуанского берега подле Лимы.
Американские берега. 1818. Сентябрь. Вторник. 3. С полуночи до 4-х часов утра прошли мы на SW 38° 8 миль и на сем месте линем во 150 сажень дна не достали; тогда поворотили к берегу и пошли на NOtO, при тихом ветре из SO четверти и при мокрой, пасмурной погоде, которая и по рассвете не прочистилась; а потому шли мы, бросая лот, по глубине 75, 65 и 50 сажень, на дне прежний зеленоватый жидкий ил. В половине 9-го часа утра увидели мы сквозь пасмурность высокий берег, казавшийся не далее двух миль от нас. Глубина же была более вчерашней потому, что мы подались от того места к S на 7 миль. В сие время мы поворотили от берега и пошли под малыми парусами к S в ожидании благоприятной погоды. В полдень несколько прочистилось, почему мы поворотили опять к берегу. При повороте глубина была 80 сажень, на дне прежний зеленоватый грунт. В первом часу уже увидели мы крепость Росс и подошли к оной.
Узнав от приехавшего к нам правителя сей крепости[15] о всем том, что мне было нужно, пошли мы от оной в 9 часов вечера, при тихом ветре от SO.
Сентябрь. Среда 4. Во всю сию ночь и днем мы шли бейдевинд к югу, смотря как позволял ветер, дувший тихо из SO четверти, при облачной погоде. Берегов мы уже не видали. В полдень удалось нам в ясной промежуток взять высоту солнца, по коей широта вышла 37°48’56», долгота же по счислению была 123°18′.
Четверг 5. Сентября 5-го в половине седьмого часа утра увидели мы на NO^O, в разстоянии по глазомеру от 20 до 25 миль, острова Фаральёнес, которые лежат пред самым входом в залив Св. Франциска, милях в 20 от берега. Они не что иное суть, как большие голые камни, тремя купами расположенные и весьма приметные еще по белому своему цвету, происходящему от птичьяго кала, коим они совершенно покрыты. В полдень по высоте солнца мы находились в широте 37°40’12», долготе по счислению 122°561/21; в то же время южная купа вышепомянутых островов отстояла от нас по правому компасу на NO 82°. Положив место наше по широте и долготе на карту капитана Ванкувера, мы нашли, что оно изрядно соответствовало сему пеленгу и показывало, что мы от сих островов были в 11 милях. Мы продолжали к ним приближаться до 3-х часов пополудни; а тогда поворотили, опасаясь, чтоб против оных не захватила нас тишина и течение не наделало нам хлопот. При повороте, будучи от островов в 4 милях, дна не достали 120 саженями. Поблизости сих островов застали нас противные тихие ветры и штили, и мы весьма тихо подавались к югу.
Пятница 6. В 8 часов 6 числа, находясь от южной купы Фаральонес к SW в 10 или 12 милях, бросали мы лот, но линем во 170 сажень дна не достали. Тогда же спускали шлюпку для исследование течение и нашли, что оного здесь не было. В полдень мы были по меридиональной высоте солнца в широте 37°26’46», долготе, по счислению от крепости Росс сделанному, 123°00′; тогда южный Фаральонес находился от нас по правому компасу на NO 56 V2°- По сему пеленгу долгота наша была только 4 минуты восточнее счислимой.[16] Тишина продолжалась до 3-х часов пополудни; а потом, при ясной погоде, подул ветер от NW, который к вечеру усилился, и как мы не имели места для хода на всю ночь, то шли под одним фор-марселем на эзельгофт, а по рассвете, в 6 часу утра, увидели мыс, так называемый испанцами Нового Года (del Anno Nuevo), и вскоре потом все берега Монтерейского залива. При входе в оный встретили корабль Российской Американской компании «Кутузов», с котором вместе пришли в 5-м часу пополудни в порт Монтерей, где и поставили шлюп на два якоря.
О заливе и порте Монтерее
Залив Монтерей открыт в 1602 году испанским мореплавателем Вицкайном[17] и назван сим именем в честь тогдашнего вицероя Новой Испании или Мексики.[18] Широта мыса Пиноса,[19] составляющего южный предел входа в сей залив, 36°38′, долгота 121°47′;[20] широта же президии 36°36’20’’[21]. Он открыт и весьма пространен: ширина его при самом входе или тоже самое — расстояние между мысами Пинос и Нового года, отстоящих один от другого по румбу NW 72° и SO 72°, простирается до 24 миль; а внутрь вдался он на 15 миль. Берега его низки и песчаны, и подвержены сильному морскому прибою или буруну, который разливается на них с престрашным шумом, слышимым на весьма большое расстояние. Пространный сей залив ничем не закрыт от морских ветров, и суда могут только стоять безопасно в юго-западной стороне его, где ныне находится президия. Сие-то место испанцы называют Монтерейским портом (Puerto de Monterrey): хорошее якорное место на глубине 10 сажень, но самое лучшее и безопасное ближе к берегу на 6 саженях; тогда корабль будет совершенно закрыт от морских ветров, и даже волнение не в состоянии его на сем месте беспокоить. Зимою здесь самые крепкие ветры дуют с южной стороны а потому в сие время года надлежит лучший свой якорь класть к S.
Монтерейский залив по всему своему пространству имеет глубину и грунт, способные для якорного стояния, и от мелководий безопасен, ибо по всему протяжению его нет камня, который бы далее четверти мили лежал от берега, а посредине чист совершенно; но со всеми этими выгодами он может только служить для временного стояние кораблей: нет в нем никаких удобностей, ни места или пристани для нагрузки и выгрузки товаров. Весьма странно покажется, что испанцы основали здесь главное место области, когда вблизи есть настоящие, безопасные, все выгоды имеющие гавани.[22] Притом надобно сказать, что здесь и пресной хорошей воды нет, а которая есть, то возить оную неудобно. Сие разве можно изъяснить тем, что они при занятии Калифорнии единственно помышляли о обращении жителей в свою веру, а нимало не заботились о торговле.
Вход в залив столь пространен, что и по обширности его, без всяких других примет, можно узнать оный в ясную погоду, когда берега чисты; но как это случается здесь весьма редко, и они, напротив, почти всегда подернуты мрачностью, а часто и в туман скрываются, то в таком случае мореплаватели должны знать другие приметы: если только одни ближние берега видны, то залив тотчас можно узнать, потому что они по всей его окружности песчаны, низки и сплошны, кроме в самой юго-западной его части, где берег гораздо выше, покрыт зеленью и лесом, и издали кажется островом.
Берега Калифорнии. 1818.
Сентябрь. Среда 18. Четверг 19. Вечером 18 числа снялись мы с якоря, а на другой день утром были в открытом море и стали держать, смотря по ветру, который был не совсем нам благоприятный, курсами, приближавшими нас к заливу Бодеге.
Пятница 20. В полдень 20 числа определили мы весьма хорошими наблюдениями широту и долготу свою и правили прямо к каменьям Фаральонес, которые показались во втором часу пополудни. В 3 часа мы были от южных из них не далее двух миль и, пользуясь весьма ясною погодою, определили долготу их хронометрами. По нашим наблюдениям они находятся в широте 37°38’35»,[23] долготе 122°40’54», а на карте капитана Ванкувера положены в широте 37°44′, долготе 122°35′. Из сего описание Ванкувера явствует, что не все сии каменья он видел, да и виденные им положил на карту по румбу и расстоянию от Королевского мыса. Напротив того, мы находились весьма близко от них и определили широту и долготу астрономическими наблюдениями и хронометрами, которые только за несколько дней до того были поверены; следовательно, наше определение должно быть преимущественнее. Притом и взаимное их положение мы нашли по многим створным пеленгам, которые в морской описи берегов вообще всем другим предпочитаются.
Суббота 21. Сентября 21 числа в 10-м часу утра пришли мы в залив графа Румянцева и стали на якорь почти посредине оного на глубине 6 сажень, грунт песок. Когда мы уравняли канаты фертоинг по 85 сажень каждого , то самый мыс Румянцева находился от нас по правому компасу на SW 54°, лежащий от него к SO островок на SW 28°, компанейский магазин, у входа в порт стоящий, на SW 84°, а Королевский мыс прямо на S. Занятие наши в сем порте и общие об нем замечание помещены в первой части50, а теперь я скажу об нем кое-что в отношении к мореплаванию.
О порте графа Румянцева
На берегах Нового Альбиона в широте 38 1/4° находится небольшой открытый залив, имеющий в отверстии немного более 4 миль. Из сего открытого залива, на северной и южной его стороне, вдаются две обширные, совершенно безопасные гавани, но к несчастию для больших судов бесполезные, ибо при входе они мелководны. Южную из сих гаваней испанцы называют портом Большей Бодеги, а северную Малою Бодегою: сию-то последнюю Американская наша Компания в честь бывшего министра коммерции[24] назвала портом графа Румянцева. Хотя сей порт годится только для самого малого класса мореходных судов, но лучше большой Бодеги, который вовсе ни к чему не способен, ибо вход в него, кроме мелководья, еще совсем открыт господствующим здесь NW ветрам и подвержен действию сильных бурунов.
В летние месяцы, или с мая по октябрь, в порте Румянцева можно стоять безопасно, потому что он совершенно защищен берегом от северо-западных ветров, которые почти беспрестанно дуют в сие время года и часто с величайшею свирепостью. Напротив того, южные и юго-западные ветры, которым порт открыт, тогда редко случаются, и крепких почти никогда не бывает. Зимою же сии ветры здесь господствуют и причиняют бури, могущие быть весьма опасными для кораблей, не имеющих хороших якорей и канатов или по образу своего строение не могущих удобно выдерживать большого волнение на якоре.[25] Впрочем, на грунт и глубину можно понадеяться: г. Кусков мне сказывал, что один американский корабль выдержал здесь ужасный шторм, прямо в залив дувший; он стоял на двух якорях со спущенными реями и стеньгами. Мелкие же суда, не более семи фут углубленные, могут стоять в закрытии и совершенной безопасности подле самого берега, где на плане подписано: здесь наливаются водою. Теперь тут строятся и становятся компанейские суда. Место сие избрано Компаниею по нужде, ибо лучшего нет вблизи крепости Росса. Впрочем, ни в каком отношении оно не заслуживает внимание и вовсе не годится для основание какого либо селения. По нужде можно в него зайти для получение воды и дров.
Широта нашего якорного места на рейде порта Румянцева 38°18’43i/2″,[26] долгота 122°43’111/21″[27]
Берега Нового Альбиона. 1818. Сентябрь. Вторник 24. Сентября 24 поутру пошли мы из порта Румянцева при легком ветре от NW, который вскоре усилился и препятствовал нам подойти к крепости Росс. Мы приблизились уже к ней с переменою ветра к востоку;
Пятница 27 что случилось 27 числа; но пасмурная, туманная погода не позволила мне быть на берегу и осмотреть сие компанейское заведение. И так мы, получив от г. Кускова разные свежие съестные припасы, которые он сам к нам доставил, простились с ним и с северо-западными берегами Америки.
Крепость Росс стоит, как уже в первой части сказано, на открытом прямом берегу, при котором нет ни гавани, ни рейда, ниже обыкновенного якорного места. Странно покажется, что людям, которых все здешние предприятия, то есть торговля и промышленность, сопряжены с мореплаванием, вошла в голову мысль избрать неприступный берег для основание крепости, и в то время, когда в 30 верстах был порт[28] несравненно для сего удобнейший! Но как все люди для своих действий имеют свои причины, так и г. Баранов при сем выборе руководствовался своими соображениями: он хотел затруднить взятие его крепости, если б кто из европейцев вздумал на сие покуситься, и в намерении своем имел совершенный успех: сверх трудности сделать здесь высадку,[29] можно уверительно поручиться, что до разрушения мира клочок земли, занимаемый крепостью Росс, никому не понадобится.
[1] Don Pablo Vicente de Sola.
[2] Don Jose Miguel Estuditto (Estudillo).
[3] На испанских картах залив сей назван заливом Бодегою: Bodega по-испански значит погреб, пакгауз.
[4] Имя его Don Gaspar Yllas, а корабль назывался «Hermosa Mexicana»: прекрасная мексиканка. Примеч. В.М. Головкина.
[5] Presidio: испанцы так называют укрепленные свои места в Америке.
[6] Здесь нет купцов и рынков, а все нужное должно заблаговременно заказать коменданту, который и припасет оное.
[7] См. Часть вторую.
[8] См. Часть вторую. Примеч. В.М. Головина
[9] Летом 1789 г. испанская экспедиция во главе с Э.Х. Мартинесом прибыла на о. Ванкувер в залив Нутка (Нутка-зунд) для его занятия и создания там испанского аванпоста, но встретила в заливе иностранные суда, два из которых – британские пакетбот «Аргонавт» и шлюп «Принсес Ройял» были захвачены испанцами, а их команда арестована. Захваченные суда были под конвоем отправлены в Сан-Блас (Мексика). Этот инцидент привел к так называемому нутка-зундскому кризису – крупному англо-испанскому дипломатическому конфликту, завершившемуся в конце 1790 г. уступками со стороны Испании (англо-испанская конвенция 28 октября 1790 г.) и последующим уходом испанцев с Нутки.
[10] Его иногда называют также Хойбо, но это слово означает начальника, старшину; таким образом г. Кускова они называют Апихойбо, большой начальник.
[11] Когда сии строки печатались, тогда получил я из Америки небольшое сочиненьице, содержащее донесение Конгрессу от комитета, назначенного исследовать состояние селений на северо-западных берегах Америки и проч. Комитет силится утвердить права республики27 на обладание помянутыми берегами и приводит самые смешные и нелепые доказательства.
[12] Построены они из так называемого американского дуба, а палубы из досок еловоголесу.
[13] Rio de los Reyes, т.е. Королевская река. Примеч. В.М. Головкина.
[14] Rio de las Tortolas: река горлиц.
[15] Коммерции советник Иван Александрович Кусков.
[16] Географическое положение сих островов не определено Ванкувером астрономическими средствами.
[17] Sebastian Vizcaino.
[18] Conde de Monterey, граф Монтерей.
[19] Punta de Pinos, Еловый мыс, так названный по причине растущих на нем елей.
[20] Средняя из определенных Лаперузом, Ванкувером и офицерами кораблей «Сютиля» и «Мексиканка».
[21] По нашим наблюдениям 36°36’13».
[22] Св. Франциска и Св. Диега.
[23] В I части на стран. 267 широта ошибкою показана 37°39’36». Примеч. В.М. Головнина
[24] Ныне государственный канцлер.
[25] Например, шлюп «Камчатка» имел столь большой навес или кормовой подзор и так отлого поставленный бушприт, что без крайней и, можно даже сказать, очевидной опасности никак нельзя было ему стоять на якоре в открытом месте.
[26] По моим наблюдениям – 38°18’57»
по наблюдениям штурмана Никифорова – 38°18’30».
[27] По моим наблюдениям – 122°43’37»
по наблюдениям штурмана Никифорова – – 122°42’46».
Сие самая долгота должна также быть долготою Королевского мыса (Cabo de los Reyes), ибо от якорного нашего места он находился прямо на S правого компаса. Долгота порта Румянцева на карте означена 122°35′, определена служащими в Компании офицерами, но мы свою нашли по хронометрам, вновь в порте Монтерее поверенным, и потому предпочитали их неизвестно как определенной долготе.
[28] Порт Малой Бодеги или графа Румянцева.
[29] При небольшой мрачности, когда крепость ею покрыта, даже невозможно узнать с моря, где стоит она. Единственным путеводителем к ней, сверх астрономических наблюдений, может служить камень не слишком большой, но весь побелевший от птичьего кала. Камень сей лежит подле самого берега и находится милях в двух к северу от крепости. По белизне своей он открывается в нарочитом расстоянии сквозь пасмурность, когда ни гор, ни берегов, ниже прибоя или бурунов не видно; и потому один только он может быть приметою для желающих подойти к крепости.

Рубрика: История США 1801-1850