1858. Джордж Б. Макклелан. Заметки … о Крымской кампании

ДЖОРДЖ Б. МАККЛЕЛАН. ЗАМЕТКИ ОФИЦЕРА СЕВЕРО-АМЕРИКАНСКИХ ШТАТОВ О КРЫМСКОЙ КАМПАНИИ (1858)
Примечание переводчика
Следив с живейшим участием, – да кто ж из нас, русских, и не делал этого, – за всеми событиями памятной крымской экспедиции, я с жадностью принимался читать разные, хоть сколько – нибудь касавшиеся до нее статьи. Но любопытство мое не удовлетворялось: в большей части случаев я встречал или поверхностное или пристрастное изложение событий. Авторы, выдававшие себя за очевидцев, оказывались судьями самыми пристрастивши.
Но совсем другой характер открыл я в прочитанной мной недавно, на английском языке, небольшой статье, заключающей краткие заметки офицера войск Северо-Американских Соединенных Штатов (Captain G. В. МсClellan), официально командированного с военно-ученой целью на театр последних событий в Крыму.
Взгляды автора верны двойному характеру его, как члена нейтральной нации и ученого исследователя. Он, как видно, хладнокровно выслушивал показания обеих сторон, поверял их осмотром местности и затем делал свои выгоды, О верности которых я не считаю себя в праве судить, не будучи специалистом военной науки.
Произносимые автором суждения об ошибках, как той, так и другой стороны, лишены всякой резкости и едва ли могут возбудить чье-либо негодование, в особенности после того, как он выразил в начале статьи убеждение, что критиковать события по их результатам несравненно легче, чем в свое время распоряжаться ими.
Но что в особенности располагает в пользу самой статьи, это выражаемое в ней одинаковое сочувствие к военным доблестям, проявлялись ли они в победах или в неудачах.
Так в конце своей статьи, автор выводит замечательную параллель между штурмом французов на Малахов курган и блистательно – стройным отступлением нашим на северную сторону Севастополя, как одинаково высокими вековыми явлениями военного искусства, явлениями достойными особого изучения.

Вступление
Будучи официально командировав на театр последних военных действий на Востоке, я не считаю себя в праве не удовлетворить позволительному любопытству товарищей моих по оружию и потому попытаюсь представить им вкратце те из важнейших сторон Крымской экспедиции, которые имеют прямое отношение к официальным обязанностям моих сослуживцев.
Предпринять подробное изложение этой замечательной кампании позволительно было бы лишь опытному наблюдателю, осматривавшему неоднократно и с должным вниманием все части обширного театра этой войны и видевшему своими глазами как самые военные действия, так и все обусловливавшие их обстоятельства. Между тем положительно известно, что поле войны сделалось доступно для наблюдателей лишь несколько времени спустя после падения Малахова кургана.
Вполне сознавая, что критиковать действия по результатам гораздо легче, чем в свое время распоряжаться ими, я не поколеблюсь однако указать на все то, что представляется явной ошибкой как с той, так и с другой воевавших сторон и сделаю это не с целью осуждать или выводить обидные сравнения, а только в надежде привлечь на те же предметы внимание наших офицеров и, может быть, содействовать к предупреждению возможных и для нас ошибок в том же роде.
Хотя странно сравнивать великие дела с малыми, но не могу не порадоваться при мысли, что во время военных действий против Вера – Круца, первого предприятия нашего в этом роде, мы окончили трудную осадную линию на второй день после высадки, между тем как в настоящем случае опытные войска союзников употребили почти семь дней на высадку и переход около 15 миль до р. Альмы. Должно вспомнить при этом, что союзники вышли на берег без ранцев (по крайней мере англичане), не взяв с собой ничего, кроме самых необходимых походных принадлежностей и что, во все время осады, они имели свободное сообщение с флотом.
Только чрез 27 дней после Альмского сражения открыли союзники огонь по Севастополю, не смотря на то, что расстояние от Альмы до Балаклавы не превышает 30 миль и что их осадный обоз находившийся на флоте выгружен был в безопасных бухтах Камышевой и Балаклавской.
Долгий период осады Севастополя, представлявший ряд однообразных явлений, примерной терпеливости, в ведении как осадных, так и оборонительных работ, и изумительной храбрости в вылазках гарнизона и штурмах осаждающих, был прерываем несколько раз событиями, заметно выходившими из общего уровня. Эти события не мешает обозреть отдельно, прежде чем приступить к описанию осады, в тесном смысле.
Сражение при р. Альм и фланговое движение союзников на южную сторону Севастополя.
Сражение при Альме особенно замечательно по нравственному влиянию своему на наступавшие войска.
По показаниям обеих сторон, силы союзников в этом деле, почти вдвое превышали численный состав русской армии.
Позиция русских, не очень сильная от природы, не была также и особенно укреплена искусственными средствами: полевые укрепления ее ограничивались несколькими брустверами впереди некоторых батарей, – между тем отлогости ведущие к этой позиции были, как видно, в некоторых местах, особенно на левом фланге русской армии, слишком круты для успешного действия ее артиллерии в этом направлении.
Об относительной храбрости союзных войск здесь говорить было бы неуместно; должно только заметить, что французская колонна, под предводительством генерала Боске, решила отступление русских, обойдя их левый фланг. На счет настоящего значения этого маневра возникает сомнение, при рассмотрении последующих движений союзников.
Союзным генералам должны были представляться сами собой два плана: первый – отрезать русскую армию от Севастополя и продолжая сражение при быстром наступлении, в направлении к этому городу, войти в него, во что бы то ни стало, по трупам его слабого гарнизона, и затем, достигнув своих целей, или отступить к флоту или удержать город; второй – план отрезать русскую армию от вспомогательных отрядов направлявшихся к ней со стороны Симферополя, отбросить ее к городу и вступить в него по пятам ее.
Первый план мог быть осуществлен атакой Боске, если б за ней последовало неослабное наступление, подобное наступательному движению после сражения при Иене. Для достижения же второй целя союзникам свойственнее было бы ударить на правый фланг русских и стараться не только отрезать неприятеля от Симферополя, но и прижать его к морю, быстро двигая вперед свое левое крыло до тех пор, пока русские небыли бы наконец отрезаны и от Севастополя, в следовательно окончательно уничтожены.
Но ни один из этих планов не был вполне осуществлен. русские отступили в совершенном порядке, оставив только два пли три орудия без лафетов. Эго подтверждает предположение, что их главнокомандующий, более чем союзники, сознавал слабые стороны своей позиции.
Здесь уместно будет сказать, что гарнизон Севастополя, в эпоху Альмского сражения, состоял только из четырех батальонов и нескольких флотских экипажей; в каком же состоянии были его верки, объяснится ниже.
Обращаясь к действиям русских в эту эпоху войны, необходимо припомнить два обстоятельства, которые должны были сами собой представиться их соображению: 1) на север от Севастополя, единственной гаванью соответствующей сколько – нибудь назначению складочного места для союзников на время осады, была неважная гавань Евпатории, отстоящая от Севастополя на 48 миль; на юге же от него была гавань Балаклавская и целый ряд бухт между городом и мысом Херсонесским; 2) северная сторона Севастополя была уже в то время в действительном состоянии обороны, требовавшем для взятия ее настоящей осады; южная же часть его была совершенно открыта.
По этому было бы согласно с видами русских стараться заставить неприятеля повести атаку на Севастополь скорее с северной, чем с южной стороны.
В пользу этого предположения должно было в особенности служить то обстоятельство, что при атаке с северной стороны, линия сообщения союзников с Евпаторией и тыл их позиции оставались бы постоянно открыты для ударов со стороны направлявшихся на помощь русских отрядов, между тем как Севастополь продолжал бы безопасно получать необходимые подкрепления более окольным путем, чрез Байдарскую долину, так как неприятель не имел средств вполне обложить город.
Противодействовать неприятельской высадке было для русских невозможно: никогда сухопутная армия не могла бы угнаться за движениями флота. Единственный благоразумный план был оставаться на позиции в Севастополе и действовать сообразно с обстоятельствами, лишь только покажется неприятель. Но коль скоро высадка была уже сделана, русский главнокомандующий должен был тревожить и утомлять неприятеля днем и ночью беспрестанными поисками казаков в других легких отрядов.
Вместо того чтобы дать Альмское сражение, русским должны были представиться два других плана. Заградив во всяком случае Балаклавскую, Камышевую и другие бухты, они могли: 1) оставить в Севастополе гарнизон достаточный на случай штурма, со стороны какого – либо неприятельского отряда, и затем с прочими силами двинуться на левый фланг союзников, при чем превосходство русских в познании местности, дало бы им возможность, по крайней мере, задержать на несколько дней неприятеля в его необеспеченном положения, или 2) оставаясь вблизи города, занять плоскую возвышенность на юг от него и пропустить неприятеля как можно далее в приготовленную таким образом для него засаду.
Затопив два судна в проходе в Балаклавскую бухту, или употребив несколько бочек пороха на взорвание скал у ее входа, можно было бы достаточно закрыть всякий доступ в нее. Затопление же нескольких судов в общем проходе в Камышевую и Казачью бухты и подобная же мера в бухте Стрелецкой сделали бы и эти пункты недоступными.
Приведенные меры тесно обусловливали успех всякой системы обороны Севастополя. И действительно осуществление их могло поставить союзников в самое неприятное положение. Результат их экспедиции был бы в высшей степени несчастлив и им бы оставалось одно: предпринять обратный путь к месту высадки и сев на корабли, озаботиться соображением более надежных планов кампании.
Русский адмирал, доказавший в последствии столь похвальное самоотвержение, при начале обороны Севастополя, и прозорливость в открытии достоинств Тотлебена,–в настоящем случае не окинул, как кажется, довольно обширным военным взглядом событий, исключительно от него зависевших.
Обратимся опять к движению союзников. Сражение при р. Альме произошло 20 сентября н. с.; два следующих дня проведены были на поле сражения; 23 и 24 числа употреблены на переход более 10 – ти миль до р. Бельбека; здесь союзники провели 25 и половину 26 сентября. В полдень этого числа начато было фланговое движение на южную сторону Севастополя, любопытным распоряжением, вследствие которого английская артиллерия послана была вперед, без всякого прикрытия, через лес. Этот странный порядок движения едва не повлек за собой пагубных последствий, ибо когда голова колонны приблизилась к дороге на Мекензиеву ферму, мимо ее прошел сильный русский отряд. К счастью английских батарей, русский отряд этот не знал о настоящем положении дел и, при поспешности движения своего к Бахчисараю, не имел возможности наблюдать за дорогами. Наконец с наступлением темноты голова английской колонны достигла берегов р. Червой, близ трактирного моста; тыл же ее прибыл туда позднею ночью, изнуренный болезнью, истомленный жаждой и изнемогший от усталости.
На следующий день переход был совершен; колонна англичан, потеряв много людей от холеры и совершенно расстроенная от усталости предшествовавшего дня, достигла наконец желанной Балаклавской гавани, в тот самый момент, когда входил в нее первый английский пароход. Так 27 Сентября сообщение союзников с их флотом было восстановлено и тем кончился первый эпизод кампании.
Французы, продолжавшие тоже свое движение, заняли между тем Камышевую бухту.
Здесь, вместо того, чтобы воспользоваться беззащитностью южной стороны Севастополя, союзники занялись выгрузкой и перевозкой своих осадных материалов, заложили траншеи и т. п.
Теперь обратимся назад к английской армии, в ту минуту, как она пришла на р. Черную.
Для полного уяснения положения ее в эту ночь, стоит только вспомнить, что в тылу ее находились крутые Мекензиевы высоты, имеющие, при возвышении в несколько сот футов, один только путь к вершине, следовательно англичане были совершенно отрезаны от непосредственной помощи со стороны французов.
Атака против них в эту ночь могла бы иметь для них самые пагубные последствия; атакованные же на следующий день и притом по предварительном заграждении входа в Балаклавскую бухту, они по всему вероятию были бы окончательно уничтожены.
Вообще при обзоре обстоятельств, сопровождавших движение союзной армии на южную сторону Севастополя, не знаем чему более удивляться: ошибкам ли союзников, безрассудно подвергавших себя страшным опасностям, или слепому счастью, спасавшему их во всех этих случаях. До сих пор союзные генералы не обнаружили ни одного свойства великих полководцев; все их меры были лишь полумерами, нерешительными, необдуманными; они постоянно упускали из виду цель экспедиции, вместо того чтобы быстро и непрестанно стремиться к ней.
С той минуты, как союзники заняли Балаклаву и Камыш, поведение русского главнокомандующего заслуживает в высшей степени одобрения и представляет разительную противоположность с действиями его противников.

Дело под Балаклавою.
Дело это, со всеми сопровождавшими его обстоятельствами, подвергалось неоднократно обсуждению, как гражданских, так и военных исследователей и, несмотря на это, так мало объяснено, что человеку, посетившему театр этого события почти через год после того как оно совершилось, всякая попытка делать на него какие-либо замечания, должна казаться бесполезною. Но не могу удержаться, чтобы не отметить в нем следующие две резкие противоположности. С одной стороны самая местность, по которой направлялась атака английской легкой кавалерии, соответствовала всем условиям успеха подобного движения: это гладкий луг, расстилающийся по ровному дну обширной долины; но с другой стороны, если взглянуть на местность к северу и востоку оттуда, и представить себе русских на тех позициях, которые они занимали 25 октября н. с. 1854 г., то трудно постичь, как кто – либо мог решиться предпринять эту атаку, – погибель казалась неизбежна, а выгоды никакой не представлялось.
Конечно, бывают военные обстоятельства, при которых от одного рода оружия требуются жертвы для выгод другого, но в этом случае, не было этой печальной необходимости. Самая приличная критика на это проявление безрассудной и бесполезной храбрости произнесена, без сомнения, известным французским генералом, в его выражении: «С’est bien magnifique, mais ce n’est pas la guerre». Русские осуждаются за то, что они сделали в этот день «слишком много и слишком мало»: слишком много – тем, что намекнули союзникам на слабость их правого фланга, а слишком мало – что не воспользовались этой слабостью, чтобы овладеть Балаклавою. По всему вероятию их главнейшею целью при этом было замедлить, посредством диверсии, ход осады, но не видно, чтобы в этом случае они действовали с потребной энергиею.
Сражение при Инкермане.
Из рассмотрения хода этого дела видно, что результат его, но крайней мере на стороне англичан, был плодом врожденной этому народу непоколебимой храбрости, которая так часто и в победах и в неудачах ослабляла и даже превозмогала влияние ошибок и необдуманности со стороны их полководцев. Их поведение в этот день достойно нации одинаково прославившейся при Мальплакете (Malplaquet) и Ландене (Landen), при Бленгейме и Фонтеноа, (Fontenoy) при Ватерлоо и Корунне.
Инкерманская позиция составляет ключ к северо-восточному углу Херсонесской плоской возвышенности; она командует дорогой ведущею на эту возвышенность по Качгарской балке, – единственным доступом к ней с северной стороны; а также дорогой пролегающею по Киленбалке,–единственным путем к ней со стороны города. Это самая возвышенная местность на всем полуострове, удобная для обороны, с какой бы стороны ни была поведена на нее атака. Если б позиция эта была занята русскими, то осада со стороны корабельной слободы сделалась бы невозможна, и неприятелю угрожала бы явная опасность; прочное же занятие ее союзниками совершенно обеспечивало их правый фланг.
Если бы русские могли предвидеть осаду Севастополя, то непростительной было бы с их стороны ошибкой не занять Инкермана небольшим постоянным укреплением, но как мало они были к этому приготовлены–достоверно доказывается всем изложенным ниже.
Но это упущение русских – – ничто, в сравнении с ошибкою, сделанной в том же отношении союзниками. Им уже, во всяком случае, следовало овладеть этой позициею, хотя бы, при существовании на ней укреплений, потребовалось занять ее с боя.
Русский план сражения 5 ноября, был задуман превосходно, и если бы все шло установленным порядком, то ничто не помешало бы успеху. Англичане были бы отброшены: частью к крутому склону возвышенности, прямо на отряд Горчакова, частью к морю и остальной частью к Камышу. Должно помнить, что главной целью русских было предупредить штурм города, считавшегося в то время слишком слабым, чтобы отразить его; этой цели, хотя очень дорогой ценою, они достигли: в самом деле, они отсрочили на несколько месяцев всякую возможность штурма.
Из рассмотрения плана этой атаки видно, что русский генерал отвергал мысль о движении на центр союзников (по балке южной бухты), потому что пункт этот слишком защищен был их осадными батареями; атака же на их тыл не была признана возможной по причине трудного доступа на возвышенность, хорошо охранявшегося укреплениями, воздвигнутыми в том месте неприятелем, вследствие Балаклавского дела. Поэтому решено было атаковать правый фланг и центр англичан и в тоже время повести фальшивую атаку на левое крыло французов и на Балаклаву.
Сущность сделанных распоряжений заключалась в следующем: генерал Соймонов с 16200 чел. пехоты и 38 орудиями должен был двинуться по Киленбалке, выйти на ее западный берег близ редута «Виктория» и атаковать центр англичан; генерал Павлов с 13 500 чел. пехоты и 28 орудиями должен был двинуться с северной стороны, спуститься в долину р. Черной, пересечь ее близь Большой бухты, подняться по Качгарской балке и атаковать английское правое крыло; – обе эти атаки должны были быть поведены в одно время. Генерал Горчаков с отрядом около 15 000 пехоты, 4000 кавалерии, при 40 орудиях – должен был вести фальшивую атаку на Балаклаву и дороги ведущие оттуда к плоской возвышенности; наконец генерал Тимофеев с 2500 чел., при 4 орудиях должен был вести фальшивую атаку на левое крыло французов и если бы заметил какое-либо между ними смятение, – овладеть их батареями. Батареи же города должны были в это время поддерживать жаркий огонь.
Подробный осмотр самой местности удостоверяет в основательности этого плана; но затруднение возникло при исполнения. Как кажется, в инструкции выражение «левый», для обозначения берега Киленбалки, употреблено было вместо «западный»; генерал Соймонов неправильно принял это в смысле своей левой стороны и тем привел свой колонну и колонну генерала Павлова, в такое стеснение, что только часть одного из этих отрядов, могла быть употреблена в дело.
Во всяком случае не подлежит сомнению, что русские гнали уже перед собой обессиленных англичан, когда вдруг явился к ним на помощь Боске. Этого не могло бы случиться, если бы фальшивая атака на Балаклаву была ведена должным образом. Но атака эта ограничивалась пальбой на дальнем расстоянии. Боске тотчас заметил это и, догадавшись в чем состояло дело, одним быстрым движением спас армию.
Генералу Тимофееву удалось заклепать 15 орудий и тем ослабить левый фланг французов.
И так оказывается, что на результат этого дела имели влияние: храбрость англичан, ошибка Соймонова (поплатившегося за нее жизнью), быстрое и правильное соображение Боске, но главнейше, то обстоятельство, что фальшивая атака на Балаклаву не была ведена с достаточной энергией и решительностью.
Отчаянная храбрость русских в этом деле единодушно засвидетельствована всеми, в нем участвовавшими.
Сражение на р. Черной
В сражении на р. Черной, главные усилия русских были направлены на два пункта: на Федюхины высоты, занятые французами и на возвышенности между этими высотами и сел. Карловка, прямо против Чоргуна, занятые сардинцами.
Взгляд на карту объясняет правильность этой атаки: если бы один из этих пунктов пал, другой бы не мог устоять долее, и если б русские вслед затем приняли какие-либо деятельные меры, то последствием этого было бы снятие осады.
Естественно представляющийся при этом случае вопрос, почему русские, имевшие уже в руках своих эти выгодные позиции в продолжении некоторой части зимы 1854 года, оставили их, разрешается тем, что они не имели возможности отвлекать, для занятия этой местности, отряды от войск, численный состав которых был в то время едва достаточен для защиты самого города.
Федюхины высоты вышиной около 100 футов, простираются почти на 2 1/2 мили вдоль р. Черной; их горизонтальный алан приближается к трехзубчатой фигуре, обращенной остриями к реке. Средняя часть этой фигуры выдается вперед пятью неправильными изгибами. Склоны к реке довольно круты, и не так-то удобны для всхода, но для действия артиллерийского и ружейного огня, с вершины этой возвышенности, на все пункты ее боковых ветвей, открывается полный простор.
Водопровод, который по глубине и широте своей в этом месте составляет значительную преграду для перехода войск, ограничивает северную подошву Федюхиных высот по всему их протяжению.
Трактирный мост находится прямо на продолжении оврага, отделяющего среднюю отрасль Федюхиных высот от восточной; более чем на полмили по обе стороны моста глубокое и обрывистое ложе р. Черной проходит рядом с водопроводом.
Самый мост, сделанный из камня, был прикрыть слабым мостовым укреплением.
И водопровод и река, отдельно взятые, представляют значительные препятствия; соединенные же в одном месте они образовало страшную преграду, требовавшую наведения мостов под самым близким огнем войск, занимавших высоты.
Те же препятствия встречались и при подошве возвышении занятых сардинцами, но самая атака в этом направлении не была, по-видимому, так решительна, как против французов.
Обе атакованные позиции защищены были на некотором протяжении полевыми укреплениями, особенно же позиция сардинцев.
Достоверно известно, что союзники получили сведение от одной из нейтральных столиц, что 18 августа или около этого числа русские намерены атаковать их, хотя может быть союзникам не был в точности указан пункт, на который должна была устремиться эта атака.
Хотя русские объясняют свой неудачу тем, что один из генералов их, нарушил данную ему инструкцию, но из приведенного выше описания местности делается почти очевидным, что единственная причина отражения русских заключалась в природной крепости атакованной позиции, соединенной с мужеством ее защитников. В храбрости же и стремительности со стороны русских недостатка не было.
Как в деле при Инкермане, так и в сражении при Черной, русские двигались слишком тяжелыми массами. Эта система тактики, па всяком другом поле, при возможности быстрого перехода к развернутому фронту, овладевала бы всем на пути своем, но в этих случаях она только подвергала русских страшным потерям, и не давала возможности употребить в дело и численную силу массы и подвижность отдельных частей, между тем как с соединением этих обоих условий тесно связывался успех этих дней.
Описание местности, на которой происходили как осадные, так и оборонительные работы.
Общее очертание Севастопольской бухты и полуострова к югу от нее слишком хорошо известно, чтобы была необходимость напоминать о нем. Заметим только предметы самые поразительные и важные по близкому отношению своему к осаде, а именно: 1) совершенное разъединение плоской возвышенности полуострова с самым Крымом почти не прерывающимися долинами Балаклавы и р. Черной; 2) высокие и почти недоступные крутизны, ограничивающие возвышенность ату с юга, востока и на значительном протяжении с севера; 3) глубокие и неровные овраги, балки, перерезающие ее весьма неправильную поверхность.
В некоторых местах возвышенность эта имеет до 700 футов, среднее же возвышение ее над долинами Балаклавской и Черной можно смело принять в 400 футов. Ясно, что подобная плоская возвышенность представляла для союзников весьма сильную позицию.
Из многих балок, пересекающих ее, только те, которые находятся на протяжении от Киленбалочной бухты до Карантинной включительно, имели непосредственное отношение к осадным и оборонительным работам. Все они берут свое начало почти у восточного склона возвышенности.
Самая большая из этих балок есть Центральная; главная ветвь ее начинается у самого, так называемого «col de Balaklava», т. e. ущелье, no которому большая дорога из Балаклавы в Камыш подымается на плоскую возвышенность, затем балка эта сворачивает несколько на северо-восток и входя в город образует южную бухту, отделяющую самый Севастополь от Корабельной слободы. В продолжение почти всей первой половины осады французские апроши занимали исключительно местность на запад от этой балки, на всем пространстве от нее до моря; английские же простирались на восток от нее по всей местности до Очаковской балки. Другими словами: первоначальная французская атака направлялась против самого города, а английская против Корабельной слободы.
Теперь пора заметить, что в то время, когда союзники достигли Балаклавы, сухопутные обороны Севастополя состояли из стены с бойницами в 4 фута и 2 дюйма толщины и от 18 до 20 футов вышины, простиравшейся от западной части Артиллерийской бухты до позиции занятой впоследствии Центральным бастионом (№ 5), а оттуда вокруг Корабельной слободы до большой бухты. Единственный оборонительный верк представляла Малахова башня, – полукруглое сооружение с двумя ярусами отверстий и 5 орудиями на барбете.
В заключение описания местности на запад от Центральной балки остается упомянуть о балке Артиллерийской бухты. Она берет свое начало около ? мили вне города и сперва идет почти в северном направлении, будучи отделена от одной из ветвей Центральной балки хребтом около 1/8 мили шириною; на высочайшей точке этого хребта был расположен, так называемый, «бастион Мачты» (№4). Французские апроши направлялись по этому хребту и простирались поперек балки Артиллерийской бухты, которая в этом месте не глубока в довольно ровна; большее углубление начинается лишь у входа ее в город, в той части, которая спускается в северо-западном направлении.
Недалеко от того места, где балка эта входит в город, начинается к западу отделяемая от нее хребтом около 1/8 мили ширины балка, впадающая в Карантинную бухту; ее мы будем называть балкой Центрального бастиона (№ 5). Направление этой балки почти северо-западное. Близ начала ее, на хребте отделяющем ее от балки Артиллерийской бухты расположен Центральный бастион, на возвышении 217 футов над поверхностью моря.
По тому же хребту на трех четвертях расстояния от Центрального бастиона до Карантинных батарей простиралась городская стена с бойницами и все верки воздвигнутые для усиления или замены ее; затем стена эта сворачивала на север, а от образуемого ею угла до самых карантинных батарей шел ряд сооружений, называемых Карантинными редантами и возведенных уже во время осады.
Французские подступы к Центральному бастиону направлялись по хребту, на котором он был построен, а к западу они занимали неправильную возвышенность, между балкой Центрального бастиона и балкой Карантинной бухты, пересекали эту последнюю и оканчивались на берегу Черного моря, где были вез – д?игнуты сильные батареи. Балка Центрального бастиона имеет более отлогие берега в не так неровна, как балка но восточную сторону большой Центральной балки. Поэтому-то по ней были ведены апроши.
За раздельный пункт местности, на запад и на восток от Центральной балки, можно принять означенную па всех картах Качгарскую возвышенность.
С западной и восточной стороны этой возвышенности начинаются две неровные балки; одна, названная англичанами «Долиной смерти», соединяется с Центральной балкой в расстоянии около одной мили от южного углубления южной бухты; другая же, но которой входит в город Воронцовская дорога, соединяется с Центральной балкой у самого южного углубления этой бухты. Образующийся таким образом отдельный хребет был запять левой частью английских апрошей, которых единственной целью было устроить батареи для содействия французской атаке па бастион Мачты и английской атаке против Реданта (бастиона № 3) и для прикрытия флангов этих обеих атак. Балки окружающие этот хребет так глубоки и изрыты, что по ним невозможно ни провести траншеи, ни пройти штурмовой колонне.
Далее к востоку находится Очаковская балка, идущая почти параллельно с Воронцовской балкой, в направлении к Корабельной бухте. На самом высоком пункте хребта разделяющего эти две балки, в части его ближайшей к городу, была расположены батареи Редантная и Бараковая; самый же хребет занимала правая часть английских подступов.
К востоку от Очаковской балки и почти параллельно с ней идет Киленбалка, самая неровная из всех балок. На высшей точке образуемого этими двумя балками хребта, находится Малахов курган, на возвышении в 333 фута. Значительно низший пункт на северо-восток от Малахова кургана занят был малым Редантом (баст. № 2); на вершине же одной из возвышенностей этого же хребта, в расстоянии около 3/8 мили к юго-востоку от Малахова кургана, 40 футов выше его, стояло укрепление, известное под именем «Маmelon Vert» (Камчатский люнет). Французские апроши против поименованных трех укреплении занимали вершину и высшие склоны этого хребта.
Между Киленбалкой и Большой бухтой находится возвышенность, известная под именем Сапун-Горы. Два пункта этой возвышенности заняты были Волынским и Селенгинским редутами, обстреливавшими фланг французских апрошей против Камчатского люнета и апроши, направлявшиеся от сих последних на Малахов курган. французские апроши против этих редутов шли извилисто вдоль вершины Сапун – Горы. В тылу Реданта и Малахова кургана, в особенности же сего последнего, почва ниспадает до уровня Корабельной слободы и бухты. В тылу стены с бойницами, местность тоже круто ниспадает к балке Артиллерийской бухты, образуя однако довольно широкую площадь, непосредственно за самыми укреплениями, и площадь эта скрывала таким образом город oт взоров людей, находившихся в траншеях.
Оборонительные работы.
А. Сооружения по правую сторону Центральной балки.
По направлению, которое пронимали вообще действия русских, по свойству местности, по наружному виду оборонительных верков, ори конце осады, и наконец, из показаний офицеров обеих воевавших сторон, можно заключить, что Тотлебен, призванный укреплять Севастополь в виду неприятеля, начал именно с того, что занял главнейшие из описанных выше пунктов отдельными верками, преимущественно замкнутыми у горжи. Первые усилия гарнизона направлены были на то, чтобы достаточно укрепить эти пункты на случай штурма; впоследствии же верки эти были соединены вогнутыми линиями укреплений слабейшего профиля. Укрепления эти имели целью обстреливать балки и фланги главных верков. Линии их были по большей части, но не везде, непрерывны. Одной из довольно рано принятых мер, было устройство ям для стрелков; ямы эти выдавались иногда вперед на значительное расстояние.
Важнейшие пункты главной оборонительной линии могут быть распределены, по крепости своей, в следующем порядке: 1) Бастион Мачты (№ 4), 2) Центральный бастион (№ 5), 3) Малахов Курган, 4) Редант (баст. № 3) и 5) Малый Редант (баст. № 2).
Бастион № 4. Бастион Мачты имел, в следствие местности своей, несколько неправильную фигуру , приближавшуюся к форме люнета. Ров правой стороны его обстреливался с фланга двумя орудиями блиндированного капонира, левый же фас его прикрывался также с фланга четырьмя орудиями на повороте эполемента, который простирался от тыла бастиона вдоль берега Центральной балки до самой долины. Командование этого бастиона простиралось до 15 футов, ров имел около 30 футов ширины и от 12 до 15 футов глубины, а скаты его были вообще круты, а в некоторых местах даже отвесны. Напротив некоторой части эскарпа, преимущественно против исходящего угла, находился ряд палисад около 10 футов вышины, не поврежденных огнем. Это единственный пример в Севастополе палисадирования во рву. Бастион этот имел гласис и прикрытый путь; внутренний склон сего последнего был одет турами. В контрэскарпе под прикрытым путем были вырыты редюиты. На прикрытом пути левого фаса находилась батарея.
Впереди бастиона Мачты ведены были главнейшие минные работы: со стороны французов – для проложения апрошей, со стороны же русских – для воспрепятствования им в этом. Случались воронки от 12 до 15 футов глубины в самой скалистой почве. Французам не удалось ни взять это укрепление, ни увенчать гребень его гласиса.
Некоторые части бруствера были одеты турами; части эти были значительно повреждены, но несмотря на это представляли еще значительную преграду. Эта система одежды была избрана вероятно потому, что она давала возможность быстро исправлять повреждения.
Орудия были поставлены на узком валу с траверсами для каждого орудия и тыльным прикрытием на правом фасе. Здесь, как и во всех других укреплениях Севастополя с сухого пути, употреблялись только корабельные орудия на кора, больных станах, приводимых в движение находившимися по бокам их талями и брюками.
Амбразуры этого укрепления были одеты железными систернами, или ящиками, обыкновенно употребляемыми на кораблях для воды, и представляющими правильные кубы, с сторонами в 4 фута. Систерны эти наполнялись землею и были употребляемы по 3 на каждую щеку амбразуры. В щеку одной из одетых таким образом амбразур попало 13 ядер и бомб и, несмотря на это, амбразура оставалась годной для своего назначения.
В некоторых случаях из подобных ящиков делались траверсы, иногда же бока их употреблялись вместо канатных мантелетов.
Канатные мантелеты привешивались обыкновенно к горизонтальной перекладине, положенное поперек верхней части амбразуры и утвержденной на крепких столбах; самые мантелеты делались из тросов, сплетенных втрое и имели 4 дюйма толщины. В нижней части мантелета делалось отверстие для прохода орудия; иногда над самым орудием привешивался круг подобного устройства, с отверстием для наведения орудия.
Этого рода приспособления сделались необходимы при большой глубине амбразур, требовавшейся для умещения корабельных орудийных станков; они служили хорошим прикрытием от штуцерных пуль и мелкой картечи.
В бастионе Мачты было большое число безопасных от бомб помещений; они находились иногда под валом, иногда под второй оборонительной линией (там, где она была), часто под особыми траверсами, а в иных случаях и совсем под землей. Вообще вышина их была 6 футов, ширину они имели достаточную для умещения двух рядов дощатых кроватей, длину же весьма различную. Крышка состояла обыкновенно из 18 дюймовых балок (пo большей части кусков мачт); меньшая толщина верхней земляной насыпи была, как кажется, 6 футов. Не видно, чтобы которая либо из этих крыш была пробита бомбами, из чего можно заключить, что толщина их была достаточна.
Многие из этих помещений были высланы досками, имели очаги и дымовые трубы, были хорошо вентилированы и содержались в чистоте. Отхожие места находились в особых помещениях.
Бастион флага имел вторую оборонительную линию, которая была наполнена подобными прикрытыми помещениями.
Бастион № 6. Центральный бастион, будучи схожего устройства с бастионом Мачты, имеет однако слабейший профиль. По крутизне яскарка и контрэскарпа он представлял страшную преграду для штурма. Зная это обстоятельство и примерную храбрость защитников этого пункта, нельзя ставить в особенную вину французам, что их медленные, но тем не менее блестящие действия против него не увенчались успехом.
Городская стена с бойницами. Городская стена с бойницами была прикрыта или валом, или бруствером, в иных же местах ее совсем заменял простой бруствер. Везде, где она не была защищена, она сильно пострадала от направлявшейся против нее продолжительной пальбы.
Карантинные Реданты (батарея Е). Карантинные Реданты немногим отличались от обыкновенных траншей; они имели впереди защиту из туров в 3 фута вышины, представлявшую таким образом банкет. Почва вблизи этих укреплений была еще более скалиста, чем впереди описанных выше двух бастионов.
Б. Укрепления по восточную сторону Центральной балки.
Сила профиля расположенных в этом направлении укреплений далеко уступала профилю бастионов Флага и Центральнаго.
Историй осады Севастополя объясняем кажущуюся несообразность того, что пункты признаваемые всеми к данное время второстепенными, бывает необходимо укреплять сильнее чем те, которые общее мнение признает ключами позиции. Например, до весны 1855 года французы направляли все свои усилия против бастионов Мачты в Центрального; осадным же действиям англичан, вероятно в следствие медленного хода их апрошей, русские не приписывали особенной важности; поэтому весьма естественно, что в то свободное время, когда союзники делали приготовления к открытию огня и зимою, когда огонь их был очень слаб, русские обращали все свои усилия на укрепление приведенных выше двух пунктов. Существенные же работы на Малаховом кургане начаты были, как кажется, только за короткое время до того как французы открыли против него траншеи. Последствием этого упущения было взятие этого бастиона в притон при особенно неблагоприятных обстоятельствах.
Конечно при спокойном соображении системы постоянных укреплений для Севастополя, весьма непростительною было бы ошибкою не обратить должного внимания на Малахов курган н Сапун-Гору. Но в настоящем случае при суждении о возведенных русскими верках должно принять во внимание: 1) что они строились большею частью под огнем неприятеля в свое время в виду союзников, 2) что гарнизон Севастополя был долгое время слишком слаб для защиты столь обширной позиции и 3) наконец, что необходимые для работ инструменты подвозились в несоразмерном с потребностью количестве и были дурного качества. При виде этих жалких орудий невольно удивляешься, как можно было достигнуть гигантских результатов с такими ничтожными средствами.
Редант (бастион № 3). Редант был собственно исходящим бастионом и по всем приметам видно, что он составлял первоначально люнет замкнутый у горжи бастионным фронтом, имел хороший ров, банкет и т. д. Этот бастионный фронт оставался в удовлетворительном состоянии и при конце осады, между тем как левая половина бастиона была по какой-то причине почти совсем срыта. Впоследствии Редант был с одной стороны соединен с Барановою батареею, с другой же продолжен рядом укреплений, венчавших западный гребень Очаковской балки. Почва вокруг него, преимущественно близ всходящего угла, имела такие свойства, что эскарп и контр-эскарп его были по необходимости отложе чем в описанных выше бастионах. Не входя в излишние подробности описания наружности этого бастиона, самое практическое понятие о нем можно дать приведя лишь факт, что в день штурма 8 сентября, англичане, не сделав в нем бреши, вошли в него без помощи лестниц.
Подробности внутреннего устройства Реданта были одинаковы с бастионом Мачты; орудия его были тоже защищены траверсами и тыльным прикрытием. Эти последние сооружения представили весьма удобную защиту для штурмовавшей это укрепление колонны англичан, с той минуты как она взошла в него.
Можно положительно сказать, что Редант не имел второй линии обороны.
С фронта этого бастиона, местность образует весьма отлогий склон и не была ничем заграждена; укрепления соединяющие его с Барановой батареею, стоят на крутом берегу большой балки; почва под самым верком имеет склон от исходящего угла к горже; в тылу бастиона она круто ниспадает к южной бухте, к северу же имеет несколько большую отлогость, так что с этой последней стороны доступ к укреплению менее труден.
В непосредственном соседстве с редантом расположены были многие замечательные, безопасные от бомб помещения; они состояли из рва в 12 футов ширины и 4 фута глубины; в обоих боках рва были вырыты углубления, которые имели 6 футов длины, 5 вышины и 3 ширины и вмещали по два человека.
В этом же месте заметны следы приспособления для стрельбы картечными гранатами из 13 дюймовых мортир.
Линия укреплений, идущих от Реданта вдоль берега Очаковской балки, имеет в разных местах различные свойства; в иных местах ров углублен на 6 и на 8 футов в скалистой почве, в иных же эскарп и контр-эскарп сделаны искусственные. Перед фронтом этих укреплений еще уцелели остатки засек. Линия этих верков не шла непрерывно до Малахова кургана; она была перерезана Очаковскаго балкон», которая обстреливалась отдельными батареями, находившимися в некотором отдалении от нее.
Малахов курган. Малахов курган представляет тоже исходящий бастіон; правый Фас его образует с Фронтом весьма тупой угол. В состав этого верка вошли также остатки башни, нижний ярус которой был прикрыт бруствером.
Вот довольно точное определение профиля Малахова кургана, в его исходящей части: командование 14 фут., толщина бруствера 18 футов, ров 18 футов ширины и 12 глубины. Остальные свойства этого укрепления объясняются тем, что штурмовавший его 8 сентября отряд зуавов взошел в него без помощи лестниц.
Бастион этот, называемый Русскими Корниловским, занимает восточный гребень холма, возвышающегося над поверхностью всего хребта, которого он составляет крайний предел со стороны города. Склон этого возвышения к французским апрошам – отлог, к корабельной же слободе крут, неровен и в высшей степени загражден; к северу и югу местность быстро ниспадает. Остальную часть холма, в тылу бастиона занимает неправильной формы редут. Бруствер Малахова бастиона не во всех местах следовал направлению рва; в иных местах он образовал зубчатые изломы (для удобнейшего направления орудий), аров между тем направлялся по прямой линии.
По отношению к бастиону и редуту были сделаны две ошибки: во первых оставлены были два эполемента, шедшие от самых флангов бастиона к редуту, которые давали легкий доступ к редуту с бруствера бастиона; во вторых бастион этот был наполнен траверсами, прикрывавшими безопасные от бомб помещения в совершенно уничтожавшими действие огня с редута на войска овладевшие бастионом, для которых траверсы эти представала таким образом удобное прикрытие.
Конечно безопасные от бомб помещения были крайне необходимы, как представлявшие единственное средство для гарнизона держаться в бомбардируемом укреплении; поэтому и существование в бастионе прикрывавших эти помещения траверсов казалось бы несправедливым признавать за ошибку; во в настоящем случае, той же цели можно было бы достигнуть и без траверсов, устроив подобные помещения под землею, и придав находившейся над ними земляной насыпи вид склона гласиса обращенного к исходящей части бастиона, при чем разумеется потребовалось бы гораздо более места.
Внутренние крутости всех частей Малахова кургана были одеты турами, увенчанными фашинами и земляными мешками.
На всем протяжении от Малахова Кургана до малого Реданта (баст. № 2) были употреблены в дело засеки, волчья ямы, рогатки, шостраны и т. п.; все эти устройства употреблялись и перед фронтом других укреплений. При этом имели также применение и приборы для взрывов системы Якоби.
При укреплении Малахова кургана, как и вообще при всех сооружениях этого рода, русские инженеры рассчитывали по видимому на фланговый огонь отдельных боковых укреплений и на действие его на местность перед фронтом верка, более чем на находившиеся в составе самого верка фланговые сооружения, которыми они пренебрегали. Замечательно также отсутствие блиндированных батарей, существование которых, в исходящей части верка, имело бы без сомнения важное значение.
Камчатский редут. Так называемый «Mamelon Vert» был расположен на вершине горы, имеющей небольшое возвышение над уровнем всего хребта, к которому она принадлежит. Восточный склон ее отлог, с других же сторон, в особенности с западной, спуски ее обрывисты. Трудно и невозможно даже определить первоначальный вид этого укрепления. Это был, как кажется, редант с отрезом (pan coupe); правый фас его обстреливался с Малахова кургана, левый – с малого Реданта (баст. № 2), а – отрезъ, с редутов на Сапун-горе. Легко может быть, что это был даже люнет.
Селентинский и Волынский редуты. Редуты на Сапун-горе были по видимому люнеты с командованием в 7 футов, рвом в 5 фут. глубины и 12 ширины и с гласисом в 2 фута вышины. Даже и в этих уединенных верках находились хорошо устроенные безопасные от бомб помещения.
Контр-апроши. Контр-апроши русских состояли большею частью из флеш, соединенных обыкновенными траншеями.
Их славившиеся ямы для стрелков имели весьма разнообразный характер. Иногда они просто состояли из небольшой кучи камней или из двух туров положенных на бок и составлявших угол, едва достаточный для помещения одного человека; иногда вырывалось в земле углубление для четырех или пяти человек; наконец строились также полукруги или флеши, вмещавшие от 10 до 40 человек.
Перед фронтом Волынского редута были две линии подобных полукруглых укрытий, которые шли поперек горы и сходились под острым утлом на расстоянии около 250 ярдов (около 322 шагов) впереди редута. В исходящей части этого угла находились два ряда небольших прикрытий, вмещавших по 1 и по 2 человека. У горжи эти полукруглые прикрытия имели 8 шагов ширины, бруствер в 4 фута вышины и внутренность углубленную в землю. Часто сооружения эти выдвигались еще далее вперед и находились в весьма небезопасных местах. Они существенно содействовали к замедлению хода неприятельских апрошей.
Из предшествующего, хотя и не полного описания оборон Севастополя можно видеть как мало имело основания общепринятое мнение о поразительности размеров его верков и применении к постройке их новых систем укреплений. В действительности это были простые временные сооружения, только несколько больших против обыкновенных размеров и никакая новая идея в постройке их не проявилась. Нововведения заметны только в некоторых мелких подробностях, как напр., в употреблении канатных мантелетов, систерн и т. п. Но вообще, оборонительные работы доказали удивительное умение русских инженеров приспособить известные уже начала к временным и местным обстоятельствам.
Нельзя сказать, чтобы план всех русских верков был задуман безупречно; напротив можно смело допустить, что если б Тотлебен был призван переначать это дело, то он устроил бы лучшие фланговые сооружения.
Замечания эти и не имеют целью и не в силах ослабить заслуги русского инженера. Его труды с их результатами будут внесены в историю, как славный и прочный памятник значения укреплений и имя его будет помещено в ряду имен знаменитейших военных инженеров.
Но склоняясь перед талантом и энергиею русского инженера, мы не должны забывать, что возведенные им неподвижные громады не принесли бы никакой пользы без содействия защищавшей их искусной артиллерии и геройской пехоты. Были примеры, что более сильные пункты чем Севастополь падали перед атакою менее обдуманною и упорною, чем та, которой он подвергался. Можно смело сказать, что осада Севастополя вызвала самую блистательную из всех известных до ныне оборон крепостей.
Здесь уместно будет упомянуть о ложном мнении, которое по крайней мере в первое время после взятия Севастополя, имело значительную популярность, а именно, будто осада этого города доказала преимущество временных земляных укреплений перед постоянными. Легко убедиться, что осада эта не обнаружив ничего подобного, доказала только то, что временные укрепления в руках храброго гарнизона способны к обороне более продолжительной, чем кто-либо до сих пор мог допустить. Они были атакованы как никогда еще не были атакованы полевые укрепления и были защищаемы как никогда еще не были защищаемы укрепления этого рода.
Главное различие хорошо построенных (с расчетом на осаду) постоянных укреплений, от укреплений временных, заключается в том именно, что последние редко представляют непреодолимую преграду для штурма, а первые всегда. Должно прибавить к этому, что постоянные сооружения обыкновенно лучше командуют окружающею их местностью и правильнее планированы. Каменные стены, делающие штурм невозможным, не могут быть видимы издали и разрушить их могут только батареи, устроенные на гребне их гласиса или на краю их рва; вне этой черты видны только земляные брустверы. Постоянные укрепления, до тех пор пока осаждающие не дошли до означенного выше предела, имеют то же значение как и полевые укрепления, с тою только разницею, что их гарнизон не изнемогает от необходимости быть постоянно готовым к отражению штурма.
При осаде Севастополя, траншеи осаждающих никогда не доходили до края рва, следовательно, если б в этом месте были постоянные укрепления, то неприятелю оставалось бы еще предпринять самую трудную, медленную и опасную часть осады, а именно: увенчать прикрытый путь, устроить брешь-батареи, спуститься в ров, перейти его и штурмовать брешь; одним словом в тот момент осады Севастополя, когда слабость временных укреплений проявилась уже со всеми пагубными ее последствиями, – настоящая сила постоянных верков только начинала бы обнаруживать свое действие.
Если предположить, что и при постоянных укреплениях ход атаки союзников был бы столь же быстр как в настоящем случае, то и тогда осаждающие не были бы в состоянии 8 сентября увенчать прикрытый путь; осада непременно продолжалась бы и зимою и даже можно сомневаться в том пал ли бы вовсе Севастополь, разве что союзники имели бы достаточные силы для обложения его и с северной стороны.
Флот и морские арсеналы доставили русским средства к устройству и вооружению укреплений Севастополя с южной стороны; во многих случаях огонь с кораблей вдоль балок и навесные выстрелы с флота могли производить свое действие, но нельзя согласиться с существовавшим одно время мнением, будто присутствие в Севастополе флота оправдывает coюзников в том, что они не пошли на город непосредственно после появления своего в его окрестностях. Огонь с кораблей конечно помешал бы им немедленно занять нижние части города и берега бухты; но по свойству остальной местности, флот не мог бы оказать существенного сопротивления к занятию союзниками позиций, на которых находились впоследствии: Малахов курган, Редант (бастион № 3) и бастион Мачты (№ 4), а имея в руках эти пункты, они легко устроили бы на них батареи, командующие в тоже время городом и флотом; всякая оборона была бы невозможна и открытие огня с этих батарей было бы сигналом как истребления флота, так и очищения русскими южной части Севастополя.
Осадные действия.
Осадные работы Союзников имели протяжение от правого до левого фланга около 6 миль, а разветвления их занимали, по исчислению, едва ли преувеличенному, около 40 миль; местность занятая ими была чрезвычайно неровна. По всем этим обстоятельствам, невозможно представить в нашем кратком обзоре что – либо близкое к точному плану этих работ. Мы постараемся только показать до какой степени действия Союзников исходили от принятых у них на этот предмет систем и в какой мере они оставались верными этим системам.
Выбор пунктов для атаки и определение позиции, занятие которых было необходимо для прикрытия осадных действии, должны были прежде всего привлечь внимание союзных генералов, по этому и мы начнем наш обзор с этих именно предметов.
Выбор позиции.
При определении позиций для прикрытия осады должно было иметь в виду два условия: 1) возможность противостоять усилиям поддерживавшей Севастополь вспомогательной армии и 2) легкий способ перевозки до места осадных работ различных необходимых предметов.
Мы уже имели случай упомянуть о крепости позиции Херсонеской плоской возвышенности. С малыми силами, которыми располагали первое время союзники, их позиций была бы конечно крепче и безопаснее, если б они ограничились занятием санов только возвышенности, а в долинах к востоку от нее содержали бы только обсервационные Отряды.
Если предположить, что англичане, оставаясь на избранной ими позиции и сохранив тот же предмет атаки, соблюла бы означенную выше осторожность, то единственным при этом неудобством было бы то, что им пришлось бы перевозить необходимые для осады предметы по несколько большему пространству, но зато перейдя из Балаклавской бухты в Казачью, они приобрели бы более обширную и удобную гавань и с наступлением теплого времени могли бы соединенными усилиями двух армий устроить хорошую дорогу для своих обозов.
Если б осада была предпринята одними французами, то без сомнения Камышовая и Казачья бухты предпочтены, были бы Балаклавской, а Балаклава служила бы только временным складочным местом на то время, пока дорога были бы хороша и пока неприятель находился бы в отдалении. Если в настоящем случае обстоятельство это было упущено на валу, то вероятно это произошло от раздвоения главной команды над союзными войсками.
При осуществовлении предположенной выше меры, было бы избегнуто бесплодное и пагубное дело под Балаклавой, а все старания, приложенные союзниками к защите этого пункта, обратились бы на укрепление Инкерманской позиции, и привели бы ее в такое состояние обороны, что русские или не решились бы вовсе атаковать ее, или, в противном случае, союзники одержали бы над ними легкую победу, без тех странных потерь, которых стоил памятный день Инкермана. Между тем при настоящем положении дел, если б русские 25 октября или 5 ноября успели овладеть Балаклавой, английская армия доведена была бы до окончательной крайности совершенной потерею всех запасов и перевозочных средств. По всему вероятию, последствием этого было бы снятие осады и возможно быстрое отступление к Камышу, с целью сесть на флот.
В подтверждение всему сказанному выше, о неудобстве избранной англичанами позиции, спешу прибавить, что зимой 1854 и 1855 годов, они не могли извлечь никакой пользы из страны по ту сторону Балаклавы, так что единственным последствием занятия этого города был страшный беспорядок в разгрузке кораблей и в развозке необходимых для войск припасов: теснота бухты, крутость берегов ее, дурные дороги по болотистой местности, крутой подъем на плоскую возвышенность, были главными этому причинами. Ко всем этим неудобствам присоединялось еще сознание, что и этих неверных средств союзная армия может лишиться при первой решительной атаке со стороны сильного неприятеля.
Поводом к избранию англичанами Балаклавы, как складочного места, были вероятнее всего следующие обстоятельства: 1) она была несколько ближе чем другие бухты к позиции, занятой ими на плоской возвышенности; 2) ее не заняли французы, 3) так пункт этот существовал, то им на хотелось оставить его праздным.
Выбор пунктов для атаки.
Теперь мы можем обратиться к избранным союзниками предметам атаки. Обстоятельства этого дела хорошо известны: в продолжение многих месяцев действия французов направлялись исключительно против бастионов Мачты в Центрального, англичане же вели две, можно сказать, фальшивые атаки против Реданта. Только к весне 1855 года французы обратили наконец внимание на позицию Малахова кургана.
Чтобы понять важность разбираемого нами вопроса нужно вновь бросить взгляд на карту и вспомнить, что высоты обращенные к Корабельной части Севастополя имеют значительно большее возвышение, чем пункты окаймляющие город и что доки и другие, как военные так и морские, учреждения города находятся именно в его корабельной слободе.
Если б бастион Мачты и был взят, та был бы выигран только один шаг: затем существовали бы еще две линии трудных для взятия оборон, не овладев которыми невозможно было бы проникнуть в город. Пока французы занялись бы проложением, с этой целью, новых отраслей, русским ничего не стоило бы увенчать командующие высоты корабельной части новыми батареями, направленными против города; огонь этих батарей, совокупно с огнем укреплений Северной стороны, сильно тревожил бы победителей, которые таким образом далеко не безопасно пользовались бы своей дорого купленной победой. С другой стороны, русский флот отодвинулся бы к Киленбалочной бухте. Таким образом как флот, так и доки и другие учреждения города, сделались бы безопасны от прежних нападений неприятеля.
Со взятием же Малахова кургана, и русский флот, и важнейшие учреждения города открывались перед союзниками в беззащитном положении. Командующая позиция этого верка и близость его к Большой бухте делали, по занятии его неприятелем, всякое дальнейшее сопротивление со стороны русских бесполезным.
Вероятно стремление к облегчению, подвоза необходимых для осады предметов и к прикрытию ох складов, окончательно навело французов на изменение первоначального направления их осадных действий; это предположение не должно однако нисколько уменьшать заслуги генерала Ниля (Niel), который первый дал верное направление действиям своих соотечественников.
Если положительно известно, что недостаток в людях и в средствах был причиной ложного направления первоначальных действий союзников, то это только доказывает, что приступая к делу они пренебрегли одним из самых понятных военных правил, а именно: не предпринимать никаких важных операций, не обладая полными и достоверными сведениями как о предстоящих препятствиях, так и об имеющихся в руках неприятеля средствах обороны.
Изложенное выше достаточно подтверждает мысль, что соображению союзников при начале кампании могла легко предоставиться задача. И в самом деле, с одной стороны можно думать, что правительства их имели точные сведения о действительной слабости в то время Севастополя и желали, чтобы он был взят одним решительным ударом, чему можно видеть некоторое доказательство, как в малых размерах первоначальной экспедиции, и отсутствии у союзников всяких приготовлений к зиме, так и в положительно высказанной в одной из французских инструкций мысли, что для взятия Севастополя достаточно половины осадного обоза; с другой же стороны, с самой минуты высадки союзных армий, каждое их движение обнаруживало убеждение начальников, что их ожидают страшные препятствия и что нельзя предпринять ничего существенного до получения подкрепления в людях и вещах.
Осадные работы.
Образ ведения траншей французами не представляет ничего нового иди особенно замечательного. Должно только сказать, что и при спокойном осмотре направления этих траншей, после окончания осады, едва ли можно заметить в них где либо неправильность. Они везде представляли превосходное прикрытие а были хорошо дефилированы. В иных местах прямая двойная сапа углублялась до 6 3/4 футов в твердой скале.
Выполнение многих французских сап и батарей было достойно практической школы. Параллели были снабжены безопасными от бомб помещениями для временных госпиталей, для управлений, заведовавших работами генералов и т. п.
Можно справедливо сказать о французских апрошах, что они представляют удивительное применение их сапной системы. Техническая ловкость и терпеливое самоотвержение, обнаруженные французскими офицерами и людьми в проложении столь совершенных апрошей, под самым убийственным огнем, достойны всякой похвалы и верны всегдашнему характеру французского корпуса инженеров.
Но в отношении к англичанам приходится заметить противное: они по-видимому систематически оставляли превосходные начала, столь заботливо преподаваемые и развиваемые в Чатаме.
Везде, где почва была тверда, их траншеи не представляли никакого прикрытия. Небольшое углубление в скале и несколько камней, наваленных с фронта, признавались, как кажется, в подобных случаях совершенно достаточными. Английские траншеи имели часто неправильности как в направлении так и в профиле, и нередко были дурно дефилированы; они также не подвигались достаточно вперед и были вообще слишком сжаты, поэтому-то они не приблизились к реданту на столько, на сколько необходимо было для успешного штурма.
Во многих случаях французское выражение: «talonoemeat» весьма хорошо обозначало бы свойство осадных работ англичан. Однако, несмотря на это, их батареи были очень хорошо устроены; их погреба, платформы и проч. были вообще совершенно схожи с принятыми в Чатаме образцами, хотя, иногда и встречалась ненужные от них отступления.
Англичане не употребляли ни покрытой, ни тихой сапы, иногда встречалась у них сапа полутихая, общепринятая же сапа была летучая. Превосходные английские погреба были обыкновенно покрыты 7 и 8 дюймовыми бревнами, двумя рядами фашин, двумя же рядами земляных мешков и земляной насыпью от 5 до 6 футов толщины. В продолжение всей осады три таких погреба были взорваны 13 дюймовыми бомбами; но полагают, что в двух из этих случаев бомбы попали в двери погреба, так как крыши до тех пор подобными бомбами не пробивались; в третьем же случае 13 – дюймовая бомба пробила в крыше погреба углубление до земляных мешков в когда испуганный саперный капрал упустил из виду исправить это повреждение, вдруг попала в тоже самое место другая бомба, которая именно и взорвала погреб.
Англичане делали весьма хорошие туры из железных обручей, связывавших тюки с сеном, из бочек и т. п. Туры эти имели три фута вышины и два в диаметре и употреблялись для одежды щек амбразур, заменяя таким образом сыромятную кожу. Но первые два тура от отверстия амбразуры не делались из железа, потому что замечено было, что ядра часто вырывали куски железное связи этих тур и осколки эти причиняли злокачественные раны. Туры делались также у англичан и из лопнувших обручей.
Фашины у них скреплялись железными обручами, которые натягивались на них клещами, сверх обыкновенных обручей из прутьев. Размеры материалов для фашин были в разных случаях различны.
Земляные мешки употреблялись англичанами на одежду батарей, траверсов и т. п.
Отхожие места устраивались у них по концам параллелей и в коленах траншей и очищались всякий день посредством извести.
Котлы с водой и резервуары находились в параллелях и наполнялись утром и вечером водой, которая подвозилась на подъемном скоте.
Во время осады английские рабочие смены и войска, охранявшие траншеи, всегда приходили на место в 6 часов утра и уходили с наступлением темноты. Траншейные стражи являлись на службу в своих красных сюртуках, в фуражках и без ранцев. Рабочие смены имели особую рабочую одежду и были вооружены. Штуцерные располагались назади траншей. На 50 ярдов (около 62 шагов) впереди траншей находились по двое часовых в лежачем положении, грудью к земле.
Необходимые материалы, оружие и припасы вывозились ночью на открытое место.
Результатом долгих и трудных работ союзников было то, что к 8 сентября н. с. 1855 г. французы придвинули свои апроши против Малахова кургана на расстояние 32 шагов от контрэскарпа его, а против других верков – на расстояние несколько большее; апроши же англичан находились за 225 ярдов (около 280 шагов) от рва Реданта (баст. №8).
Штурм 8 сентября.
В полдень 8 сентября н. с. 1855 года начался штурм Севастополя по крайней мере на шести пунктах.
Англичане атаковали Редант (баст. №3) несколько минут спустя после начала штурма Малахова кургана. Русские были уже встревожены, и поэтому английская штурмовая колонна не успела пройти без потери находившееся впереди ее открытое пространство. Ей удалось однако перелезть через ров и занять исходящую часть укрепления. Но тут, увидев себя неподдержанными с тыла, англичане стали укрываться за траверсами, и ни пример, ни все старания их офицеров не могли вызвать их оттуда, чтобы идти занять горжевую часть верка. Командир этой колонны, видя все старания свои тщетными и разослав всех офицеров своего штаба за подкреплениями, заметил наконец, что русские начинают стягиваться в значительных силах, и потому сам решился отправиться в тыл требовать помощи. Но едва он успел достигнуть траншей и получить наконец разрешение двинуть необходимые подкрепления, как вдруг, оборотясь, чтобы вести этот отряд, он увидел, что оставленная им в укреплении колонна быстро и безнадежно отброшена была назад на штыках. Нового усилия овладеть укреплением сделано не было, да без сомнения оно и не имело бы успеха, а повело бы только к бесполезной потере людей.
Неудача англичан произошла: 1) от слишком малого объема их передних траншеи, в которых нельзя было собрать без смятения достаточные для штурма силы; 2) от того, что траншеи эти не были довольно приближены к атакуемому пункту, и 3) главнейшее, от того отсутствия порядка и обдуманности в предшествовавших штурму распоряжениях, в следствие которого главная штурмовая колонна оставлена была без всякой поддержки. Если б довольно сильный отряд вовремя подоспел на помощь, то англичане удержались бы в укреплении.
Французы предприняли, как кажется, только для диверсия две атаки на западную часть Нейтральной балки, но, не достигнув никакого результата, были отброшены назад с значительным уроном.
Их же покушения на Малый редант (бастион № 2) и на укрепления, соединяющие его с Малаховым курганом, имели еще менее успеха чем штурм англичан: русские отбили их с большой потерей, приняв в штыки смельчаков достигших бруствера.
Так на пяти пунктах защитники Севастополя остались победителями, но к несчастью шестой пункт был самый важный.
Французы, при их удивительных приготовлениях к штурму Малахова кургана, рассчитывали на два обстоятельства: во – первых им было известно, что русские в полдень сменяли обыкновенно людей, охранявших этот пункт, и что для избежания опасного при сильном бомбардировании столпления в этом верке людей обеих смен, старая смена уходила прежде прихода новой; во вторых, они решили до самой минуты штурма поддерживать сильнейший навесный огонь, чтобы, принудив русских удалиться под прикрытия, ослабить противодействие вступлению в укрепление штурмующей колонны. С этой – то целью они выбрали для штурма именно полдень. Войска, собранные рано утром в передние траншеи, были в полном порядке и получили самые точные наставления.
Мортиры поддерживали неослабный огонь до назначенной минуты, и в то самое мгновение как был сделан последний залп, штурмовой отряд зуавов пробежал находившееся перед ним пространство в 30 шагов и вступил в укрепление, прежде чем пораженные защитники его успели опомниться. Утверждают, что при этом случае зуавы потеряли только 11 человек. Другие войска быстро двинулись им на помощь. Из пяти лестниц с прикрепленными к ним досками был устроен мост; началось непрерывное движение от передних траншей к мосту; бригада за бригадой переходила по нему; наконец был занят и редут, и таким образом взят Малахов курган, а с ним вместе и Севастополь. Оставшиеся в редуте немногие русские сделали последнее отчаянное усилие.
Защитники Севастополя делали многие изумительно храбрые попытки подняться по крутому склону в тылу укрепления и снова овладеть им, но все было тщетно: путь этот был узок и загражден, позиция была крепка, а французы имели численный перевес.
Должно заметить, по отношению к окончательному отступлению русских па северную сторону Севастополя, что ближайший осмотр местности вполне подтверждает как необходимость этого движения, так и справедливость всеобщего мнения, признающего маневр этот самым блистательным из всей войны. И в самом деле, отступление было ведено так искусно, что ни один отсталый не был покинут и только немногие люди, немогшие выдержать переноски по причине сильного увечья, остались для союзников единственными живыми трофеями.
Отступление это, представлявшее больше трудностей чем самый штурм, достойно в высшей степени удивления. Одним словом, на движение русских на северную сторону и на штурм французов на Малахов курган должно смотреть как на гениальные произведения в своем роде, заслуживающие ближайшего изучения. Трудно найти в котором либо из этих движений хоть одну слабую сторону. Как русские так и французы показали при этом случае совершенство искусства, дисциплины, хладнокровия и неустрашимости.
Можно смело сказать, что развязка осады Севастополя главнейше зависела от артиллерия. русские орудия не имели достаточного калибра, они были большею частью 24, 32 и 42 фунтовые; союзники же употребила в дело под конец осады мортиры дальнего действия. Если бы они ранее прибегнули к этим мортирам, то время осады значительно бы сократилось.
Причины необыкновенной продолжительности осады Севастополя подходят естественным образом под следующие три разряда: обдуманные действия русских, ошибки союзников, не зависевшие ни от той ни от другой стороны естественные препятствия; между последними должно особенно заметить природную крепость позиции и суровость зимы.
В первом разряде препятствий к успеху осады, особенно достойны удивления: 1) искусство, с которым русские инженеры пользовались свойствами местности; 2) самоотвержение, с которым русские решились предпринять оборону почти беззащитного пункта с малым гарнизоном; 3) постоянные их вылазки, к которым можно по настоящему отнести и дела: Балаклавское, Инкерманское и на р. Черной; 4) находчивость в применении с пользой средств взятых с флота, и наконец 6) постоянный приход подкреплений, дававший возможность русским пополнять убыль, происходившую в рядах их от огня союзников и от болезней.
Изложив таким образом как подвиги, так и явные ошибки обеих воевавших сторон, я предоставляю кому угодно основать на этих данных общее мнение об историческом ходе этого достопамятного военного предприятия.
Укрепления, охранявшие неприятельскую позицию.
В разные периоды осады, большего труда стоила союзникам полевые укрепления, возведенные впереди Балаклавы и Камыша, близ Инкермана, на северных в восточных склонах Херсонесской плоской возвышенности и вдоль р. Черной.
Сооружения эти имели весьма разнообразный характер, представляя то непрерывные линии верков, то отдельные редуты.
Вообще редуты эти имели ров около 10 футов ширины и 6 глубины и было сооружаемы но большей части после избежания союзниками каких-либо опасностей, при которых обнаруживалась необходимость подобных мер.
Ряд верков впереди Камыша состоял из восьми пятиугольных редутов, соединенных простым бруствером. Линия их проходила от Стрелецкой бухты почти в южном направлении к морю, в расстоянии несколько большем одной мил от Камышевой бухты. Укрепления эти никогда не были совершенно окончены.
Положение дел после очищения горной стороны Севастополя.
Позиция русских после очищения южной стороны Севастополя была чрезвычайно сильна; все учреждения города прикрывались Северным постоянным укреплением и сильным рядом полевых батарей, для взятия которых необходимо было бы начать новую осаду.
Крутые склоны Мекензиевых высот, доступные только в немногих пунктах, сильно охранявшихся, делали путь к ним с юга чрезвычайно трудным. Союзники по-видимому поступили весьма благоразумно, отказавшись от всякой попытки силой проложить себе этот путь. Если и представлялась им к этому какая-либо возможность, то это только непосредственно после падения Малахова кургана и прежде чем русские опомнились от этого удара.
Союзники пытались обойти левый фланг русских чрез Байдарскую долину, но это только послужило к убеждению их в безнадежности подобного предприятия.
Отдельные действия против Кинбурна, Евпатории, Керчи, Азовского моря и т. п. не могли иметь влияния на общий результат военных действий; они отвлекали только силы от главной массы союзных войск для бесполезной цели: тревожить и выводить из себя неприятеля, занимать его небольшие иррегулярные отряды и причинять вред более частной чем государственной собственности.
Постоянные укрепления севастопольской бухты со стороны моря оказались вполне соответствующими своему назначению.
Вообще события как в Тихом океане, так и на морях Балтийском и Черном, послужили только к окончательному и бесспорному утверждению мнения, которое всегда разделяли все сведущие военные люди, а именно, что атака хорошо построенных постоянных укреплений всегда будет трудной задачей даже для самого сильного флота.