АЛЕКСАНДР СТИВЕНС. ЧТО Я НА САМОМ ДЕЛЕ СКАЗАЛ В РЕЧИ
О КРАЕУГОЛЬНОМ КАМНЕ
По поводу моей речи в Саванны, о которой было так много сказано, и благодаря которой считается, что я объявил «рабство» «краеугольным камнем» Конфедерации, я должен заявить, что эта речь являлась импровизацией, её репортёрская запись была несовершенна, просмотрена мной наскоро, не правилась, и опубликована без редактирования, с несколькими явными ошибками. Суть моего заявления по вопросу рабства состояла в том, что о положениях старой Конституции, по поводу которых было столько споров, волнений, и из-за которых произошла война между штатами, не может быть никаких раздоров, потому что они выражены ясным языком. Я не говорил, и не думаю, что репортер представил меня говорящим, что в новой Конституции, по сравнению со старой, было хоть малейшее изменение статуса африканской расы среди нас. (Рабство без сомнения было причиной сецессии; хотя бы потому, что сецессия произошла из-за нарушения договора со стороны нескольких северных штатов, выразившемся в отказе исполнить Конституционные обязательства относительно возвращения беглецов на службу – курс, который ведёт к полному игнорированию всех конституционных ограничений и гарантий.)
Я признал, что отцы-основатели, и с Севера и с Юга, создавшие старую Конституцию, признавая существование рабства и гарантируя продолжение его существования согласно Конституции до тех пор, пока каждый штат лично для себя считает целесообразным допускать его в пределах своих границ, вероятно были настроены против этого института. Джефферсон, Мэдисон, Вашингтон, все они ожидали скорейшего исчезновения рабства с территории Соединенных Штатов. По отношению к рабству (которое среди нас было, или должно было быть, ничем иным, как надлежащим подчинением низшей африканской расы превосходящей белой), имели место так называемые большие и радикальные перемены, многие выдающиеся современные государственные деятели, философы, и филантропы имеют представление о нём, отличное от мнения отцов-основателей.
Ни патриотизм, ни способности, ни мудрость наших отцов не подвергаются сомнению, но обязанностью каждого поколения общественных деятелей и политиков является необходимость браться и решать проблемы их эпохи.
Отношение черной расы к белой, или надлежащий статус цветного населения страны были вопросами намного большей важности сейчас, чем тогда, когда создавалась Конституция. Закон подчинения был великим законом природы, философия учила, что такое положение африканской расы по отношению к европейской вполне естественно. На этом признанном законе подчинения, хотите – назовите его рабством, хотите – нет, и были основаны институты наших штатов. И в новую Конфедерацию они вступали с полным пониманием этого. Закон подчинения низшего высшему был «краеугольным камнем» того, что получилось. Я использовал эту метафору только для того, чтобы показать устойчивые представления создателей новой Конституции, что отношение черной расы к белой, существовавшее в 1787 году, не было неправильным само по себе, ни нравственно, ни политически, и что это соответствовало природе и было лучшим для обеих рас. Я ссылался не на принципы нового Правительства по этому вопросу, но к общественному мнению по отношению к этим принципам. Статус африканской расы в новой Конституции был точно таким же, как и в старой; я это подтвердил, и ничего другого в своей Саваннской речи подтверждать я не собирался.
Мое собственное мнение относительно рабства, неоднократно выраженное, заключается в том, что если этот институт не является благом, или не мог быть сделан благом для обеих рас, желающих физического и морального развития, то он должен быть отменён. Он был далёк от того, чем мог и чем должен был стать. Обучение было запрещено. Это неправильно. Я всегда осуждал то, что неправильно. Браки не признавались. Это было неправильно, и я это осудил. Многие вещи, связанные с ним, встречали не моё одобрение, а моё неприятие, ненависть и отвращение. То же самое я могу сказать относительно вещей, связанных с лучшими учреждениями в лучших общинах, в которых я проживал. Условия проживания чернокожих на Юге во многом изменились к лучшему. Их положение, не только в отношении потребностей, но и в отношении комфортабельного проживания, в местности, где я проживал, в 1860 году было лучше, чем положение белого населения в те времена, с которых я себя помню, скажем – в 1820 году. И было бы сделано ещё больше, если бы не внешняя агитация. Я почти не сомневаюсь, что в Джорджии обучение негров было бы разрешено, если бы не давление извне, остановившее внутренние реформы.